— Виктор Иванович, а палатка нам зачем, мы ж ехать будем без остановок?
— Зачем, зачем — а если остановимся? Шо вам жалко он вона какая млэсэнькая, — убеждал он.
— А бушлаты нам зачем, свитера, шапки? Лето же!
— Так всего подному на лицо личного состава, — возмущался старшина.
— Отставить! — коротко обрезал Змей и лично следил за тем, чтоб ненужные шмотки выкинули из камаза и Тигра. Однако против дополнительных боеприпасов не возражал. Воду не критиковал и когда прапорщик вытянул припрятанную цистерну из Чулинки и прцепил её к камазу, то только вздохнул понимая цену воды в пустыне. Грязнов тянул консервы, нитки, фарнитуру, подменки. Отбил три матраса и припрятал ещё два.
— Я подывлюся як вы ото на той броне задницы себе поотбиваете, тогда про мои матрасики и вспомните! — приговаривал он закрывая их ящиками с тушёнкой на полу готового к походу грузовика.
Самая большая напряжённость при сборах вышла из-за количества личного состава. Четыре водителя, четыре внештатных водителя и экипаж БТР лишали нас сразу семи пехотинцев. Минус два офицера и колонна на марше имела только девять активных штыков. Минус миномёт с тремя бойцами и тогда только шесть. Маловато для нашего автохозяйства. Вышли на Кушак с просьбой добавить по количеству личный состав. Бобко не возражал. И мы под шум и гам недовольных с Гермаба забрали ещё отттуда десять человек на Чайку и практически всех своих посадили на броню и в кузова машин. Итого: двадцать четыре бойца, вся моя застава, даже Боек отдал командир Кушака с барского плеча. Но жаба давила не только меня со старшиной. Змей позвонил на Кушак, долго ругался с кем-то и под конец дня злой водитель пригнал трёхосный дизельный, бортовой ЗИЛ, на который поставили миномёт и перетащили половину мин и пороховых зарядов к ним, не забыв и про вышибные.
А мы не СПН, мы пограничники КГБ СССР итд. итп. Вы хоть раз колонну водили? Самое главное понять сколько выехало и в пути никого не потерять. А у нас пока организационно подготовительные мероприятия. Всё учесть, ничего не забыть, потом проще будет. И понятно кто где сидит. Чтоб руководить командир должен свои группу абстрактно представлять, поэтому сверяемся, пересчитываем, меряем, режем, если надо.
Итого у нас БТР, Камаз, Тигр, Уаз, Зил-131, наливник и цистерна.
— Давай Олег личный состав проверим. Что у нас там получается? — Змей дотошен как финансист в банке. Но если в банке основное богатство это деньги, то наше богатство это люди. До первого серьёзного боя двадцатилетним парням не ведом страх. Это потом, когда смерть начнёт рвать на части твоих сослуживцев, с которыми лежали рядом на койке, ели суп в столовой за одним столом, делили последнюю воду из фляжки, тогда начнётся расслоение на тех, кто перешагнёт страх, через не могу, и тех, кого лучше сразу отправить нести службу вечным дневальным по конюшне.
— Пять водил, наливник за Грязновым, — докладываю я. В руках у меня жесткая тонкая фанерка с листом бумаги в пластиковом пакете на ней. У нас так список вечерней поверки делали всегда. Удобно, — Экипаж БТР — трое. «Тигр» — двое, — «Тигр» это теперь наша командно-штабная машина — кэшээмка. Её экипаж это водитель и связист. Связист у нас Бойко. Второй Бойко внештатник на БТР, потому его мы учитываем, как стрелка, — Один старший прапорщик, два — офицера, — Змей кивает, чтобы я продолжал, — Расчёт миномёта — три человека. Два расчета РПГ — четыре пограничника, Три расчёта «Печенега» — шесть бойцов. Три пары снайперов, не включая Грязнова, — шесть солдат. Итого тридцать одно лицо. И одна собачья морда. Собачник недолго думая взял с собой Ингуса. Чему Бадья, который вернулся с Кушака, был чрезвычайно недоволен. Ну, да, конечно, Бадья кучковался с Шустрым, а тот владел всей информацией по нашему сухпаю, боеприпасам и вещёвке. И вместе они негласно составляли хозобоз Грязнова.
Но для Ингуса Бадья был, прежде всего, источником баночек с фаршем и со сгущёнкой. Поэтому, как только ему выпадало счастье учуять повара, он радостно раскрывал пасть и демонстрировал готовность к шантажу и задержанию. А уж задерживать Ингус умел изощрённо. Какой гад, а вернее «эсэсовец» его этому научил было не понятно. Но последствия и само задержание заставляли очевидцев застывать в изумлении, а уж самого задержанного и подавно.
Какой гад, а вернее «эсэсовец» его этому научил было не понятно и неизвестно. Но после получения команды на взятие Ингус не просто бросался за нарушителем. Он, прежде всего, раскидывал своими собачьими мозгами по местности, поведению вражины, его вооружению и своим возможностям. В самом простом варианте, который очень нравился отдыхающим детям в пионерском лагере, сорокакилограммовый пёс разгонялся молча. Волнообразно и агрессивно выгибал и распрямлял спину, мчась в стелящемся над землёй беге. Догонял, прыгал сзади и бил передними и задними лапами в убегающую спину выше пояса. И не просто бил, а как бы толкнувшись от спины падающего, вцеплялся белыми клычищами в воротник одежды, рыкнув и мазнув пеной с горячим дыханием из пасти по голой шее супостата. Далее посмевший нарушить покой Ингуса летел на землю уже вместе с собакой. Прибавлял друг пограничника инерции враждебному телу при пикировании в землю своим весом. Причём, псина отпускала ворот человека у самой земли, чтоб легче и быстрее вскочить на ноги. Затем, всё развивалось в зависимости от того какая часть тела оказывалась ближе к беспощадным клыкам собаки. Если голова, то челюсти овчарки смыкались на шее и чуть придавливали кожу. В таком положении Ингус дышать нормально не мог. Он грозно рычал, выдыхая с такими низкими частотами в рокоте глотки, что даже стоящих в безопасности зрителей пробирала дрожь. Слюна, капающая из пасти пса, также не прибавляла татю, лежащему у лап лохматого пограничника, желания дернуться. Тем более что при любом движении собака чуть смыкала челюсти, вдавливая зубы в кожу жертвы. Инструктор делал выразительную паузу, притормаживая своё приближение к поверженному УНГ (учебному нарушителю государственной границы).
— Он же его убьёт! — не выдерживали пионервожатые, наблюдавшие разъярённого погоней пса, — Помогите! Порвёт! — требовали они, но сами не смели приближаться к урчащему в гневе зверю.
— Всё нормально, — успокаивал всех инструктор и переходил от лёгкого бега на шаг и медленно приближался к живому трофею, — учебное задержание! Собака под контролем! — не глядя на овчарку застывшую в облаке поднятой падением и волочением пыли заявлял он лёгким тоном артиста-юмориста. Лежащему учебному нарушителю было при этом совсем не до шуток, но мат он произносил исключительно мысленно, стараясь не потревожить, стоящего над ним в агрессивной позе, Ингуса.
