- Понял.
«Браунинг» Риттера вышибал из наступающих французов искры вперемешку с кусками плоти, остальные пулеметы «листьев» вторили ему, как хор вторит ведущему главную партию. Но Дирк уже видел, что натиск не сдержать. На каждый пулемет и каждую противотанковую винтовку приходились десятки французов. И теперь эти французы быстро приближались, не считаясь с потерями и не замедляя шага.
Дойдут - понял Дирк. Цепи мертвых солдат можно проредить, но не остановить. Даже уничтожай каждый «Висельник» по пять мертвых французов, оставшихся хватит, чтобы достичь переднего края траншей. И даже после этого их будет чертовски много. Несопоставимо много.
Это понимание отчего-то успокоило Дирка. Он не испытывал ни страха, ни возбуждения, но, пока ситуация была неясна, душу подтачивало ощущение неуверенности. Теперь же, когда самые плохие прогнозы оправдались, он стал спокоен и собран по своему обыкновению.
Через несколько минут французы достигнут траншей и хлынут в них. Их будет много и, возможно, второй взвод «Веселых Висельников» прекратит свое существование в первые же минуты штурма. Возможно, через какую-нибудь минуту он сам рухнет с раскроенной топором головой…
- Они готовят гранаты! Внимание!
Французы метнули свои гранаты с полутора сотен метров. Запредельное расстояние для обычного человека, но совсем небольшое для мертвеца. Это было неразумно, даже самый выверенный глазомер и самая ловкая рука не могут гарантировать на такой дистанции должного уровня меткости. Вероятно, французские штурмовики просто торопились подавить пулеметный огонь, встретивший их на подходе к траншеям, не смертельный, но достаточно неприятный.
Ребристые «лимоны» и гладкие матовые «яйца» посыпались с неба металлическим градом, стали рваться в траншеях и между ними, застревая в перегородках, досках и траншейных рамах, зло скрежеща по доспехам и высекая искры.
Одно такое «яйцо» зазвенело у порога блиндажа, пробив противоосколочный козырек и зазвенев по настилу детской юлой. Дирк втянул голову в плечи, и вовремя – крошечный снаряд оглушительно лопнул, засыпав «Висельников» градом мелких осколков.
Гранат у французов было много, и они торопились от них избавиться. Швырнув очередной подарок проклятым бошам, они срывали с пояса следующий и вновь отправляли его в полет.
«Интересный прием, - подумал Дирк, прикрывая лицевую щель шлема ладонью от шальных осколков, - Не лишенный здравого смысла. Если бомбардировать вражескую траншею гранатами с такой частотой, создание плотного оборонительного огня и в самом деле может стать серьезной проблемой. С другой стороны, это же сколько гранат надо тащить каждому солдату? Потратить весь запас и остаться без гранат в траншеях – тоже скверное дело».
- Собираешься дать им войти на наши рубежи легко, как во французский ресторанчик? – пошутил Херцог. Еще один «Рено», записанный им на свой счет, коптил небо, привалившись плотно сбитым металлическим телом к насыпи и нелепо задрав ствол башенного оружия. Уже не хищник изгрызенных артиллерией полей, а лишь неподвижный памятник какой-то злой изуверской воле, воплощенный в тяжелом металле.
- Конечно. Более того, на пороге их ожидает угощение. «Висельники»! Гранаты! Готовь!
Но вместо ручных «хлопушек», которые едва ли навредили бы французским доспехам, «Висельники» держали наготове нечто другое. По команде Дирка, разнесенной по траншеям командирами отделений, мертвецы подняли винтовки, чьи стволы были увенчаны длинными гладкими цилиндрами винтовочных гранат. Короткий треск – это десятки рук срывают со взрывателей предохранительные ленты.
- «Висельники»! Гранатами! Огонь!
Винтовочные гранаты предполагают навесной огонь, когда винтовка прикладом упирается в землю, а стволом глядит в небо, это позволяет забросить снаряд во вражеские траншеи, которые находятся на приличном удалении и недоступны для ручных гранат. Но сегодня цель была другой.
Мертвецы уперли приклады в плечи и выпустили гранаты – прямо в набегающую, заслонившую горизонт, французскую волну. Гранаты были особенными, не осколочными, зато начиненными тройным зарядом взрывчатого вещества. Никто не предполагал использовать их против пехоты, они предназначались для штурма – уничтожать орудия и пулеметы, дробить танковые траки, оглушать сидящих в блиндажах. Но эффект они возымели превосходный.
По шеренге французов пронесся вихрь, оставляющий после себя лишь груды смятого железа. Прямое попадание винтовочного «маленького фугаса» заставляло французские панцири лопаться, как яйца в кипятке, отрывало конечности и головы, отшвыривало агонизирующие тела далеко в сторону.
Удар был столь внезапен, что боевые порядки французов дрогнули. Отпор был слишком резкий и неожиданный, к тому же пулеметчики Клейна продолжали расстреливать их на подходе, а охотники Херцога не упускали момента, чтобы обезглавить очередную жертву. Мертвецы не испытывают страха, но внезапный и яростный удар может дезориентировать даже самого сильного бойца, сбить его с толку, заставить задуматься и переоценить ситуацию. От траншей их отделяло немногим более ста метров. Еще минута – и они посыпятся вниз. Если бы они залегли…
Выбить инициативу, лишить решительности – залог победы, когда дело касается штурма. Штурм может быть успешен лишь тогда, когда он стремителен и несокрушим, когда он течет, льется, хлещет, когда не останавливается перед преградами, когда не дает защитникам опомниться. Отнять инициативу штурмующих групп – значит, сломить хребет всей операции. Даже англичане, большие спецы по методичному прогрызанию вглубь обороны, в конце концов были вынуждены отказаться от этой тактики – слишком несоизмеримы были потери и призрачен успех.
Французы и в самом деле залегли, но почти тотчас вновь поднялись в атаку, оставив неровную линию лежащих без движения, тех, кто уже не встанет. Не все из них прекратили свое существование. Дирк мог разглядеть мертвеца, которому оторвало взрывом обе ноги. Он орал во всю глотку какие-то французские ругательства и полз вперед, цепляясь руками за землю. Другой, которому заряд тринитротолуола оторвал плечо, оставив болтающуюся на каком-то металлическом соединении руку, пытался нащупать лежащий рядом боевой багор. Еще один сорвал с себя шлем и по-звериному выл, обратив лицо к небу. Дирк понял, отчего: взрывной волне не хватило силы, чтобы оторвать его голову и заставить развалиться череп, но были и более мягкие ткани, из которых ранее состояло его лицо. Глаза лопнули, оставив звездообразные провалы, челюсть свернуло набок, обнажив сизую гирлянду языка и жемчужины зубов, нос вдавило внутрь черепа. Француз ревел, пытаясь ощупать то, что осталось от его лица, и этот рев звенел между торопливого стука пулеметов и уханья ручных гранат.
