Досталось и нашим друзьям, сидевшим плечом к плечу. Вадим смеялся, но шутить не шутил, а вот Ротбирт весело огрызался, словно отбивал мечом удары нескольких противников сразу.
— А твой язык такой же острый, как и твой меч, — шепнул Вадим другу, когда тот, успешно отбив новую атаку, плюхнулся на место и подставил новенький рог под струю пива из меха в руках лэти. Вадим тоже пил из рога. Ротбирт уже хотел что-то ответить, но струя пива вдруг плеснула ему на куртку. Она была не кожаная, под доспехи, а из крашеной ткани, новая…
Мальчишка вскинулся, вспыхнув и замахнувшись. Но лэти растерянно смотрел в сторону — и стало ясно, что его толкнул сидевший подальше Эльрида. Облокотившись на стол, щитоносец Энгоста спокойно и зло улыбался, глядя на Ротбирта.
Ротбирт неспешно отряхнул то, что не успело впитаться — и негромко, дружелюбно спросил:
— Может, тебе не худо будет полежать, Эльрида?
Щитоносец Энгоста сощурился. Он понял это, как намёк на драку — и решил взять реванш за проигрыш Вадиму в схватке с его другом.
— Не ты ли меня уложишь?
— Да нет, мне думается, ты и сам упадёшь, если встанешь, — продолжил Ротбирт. Кругом притихли. Эльрида подозрительно спросил:
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, если после пары рогов пива твои глаза не видят, куда лезут руки, то уж ноги тебя точно не удержат, — пожал плечами Ротбирт.
Хохот буквально раздавил Эльриду. Он побагровел, но повёл себя достойно — пересилил злость и рассмеялся вместе со всеми. Ротбирт сам налил себе пива и сел. И только Вадим видел, какие злые у него глаза. Зубы Ротбирта скрипнули о край рога, Вадим положил руку на локоть друга и шепнул:
— Самые большие глупости делаются в гневе.
Каменный локоть под его ладонью ожил.
— Даже боги от них не избавлены, — ответил Ротбирт и потянулся за мясом.
Кто-то провозгласил здравицу в честь кэйвинга. Дружина подхватила, лязгая металлом и вскидывая чаши и рога. Йохалла что-то сказал старшему сыну, Увальду, стоявшему за плечом отца — и ответил здравицей в честь дружины.
— Возьми, Вадомайр Славянин, ратэст кэйвинга Йохаллы, — услышал Вадим над своим плечом и повернулся. Незаметно подошедший под общий шум Увальд протягивал ему широкое золотое кольцо со знаком в виде косого креста. — Это знак — "нэд" — "близость". Кэйвинг дарит тебя кольцом дружбы за отвагу в первом бою и верность дружинному братству.
Лицо мальчишки было серьёзным. Вадим принял кольцо и, надев его на палец, поднялся на ноги. Наклонив голову, он несколькими словами поблагодарил кэйвинга — а, сев, обратил внимание, что кольца получают все, кто участвовал в дневном захвате крепости.
Веселье продолжалось вовсю. Правда, оно стало неожиданно менее шумным — многие слушали Эдэрика, певшего о богатыре Свайдакаре и Древних Днях. Казалось, что сэпу всё равно, слушают его или нет — он пел, прикрыв глаза, словно бы для себя. Может, так и было. Если поют не для славы, а для души, боги дарят такому певцу великое право — переноситься в то, о чём он поёт…
Но вот сэп встряхнулся, словно пёс, выходящий из воды — и вдруг запел другое:
— Я вижу, будет
Иное время.
Иные люди
Придут на смену
Живущим ныне.
Закон иной,
Иные речи.
И именами
Уже иными
Звать будут люди
Землю и зверя,
Звёзды и воды.
А наша сила
Лишь в песне будет…
Лишь в песне,
Славе и добром слове.
Да, может, в крови,
Что будет в жилах
Тех, неизвестных
Потомков наших
Кипеть бурливо,
Лишать покоя —
Как тех, кто ныне
Живут на свете.
И гром небесный,
И воды в реках,
И ветер быстрый,
И мир незримый —
Все силы света
Те, что родятся
На смену ныне
Живущим людям,
Служить заставят!
И будут — боги…
Но будут — люди!
Ошибок наших,
Нечестья злого,
Вражды без смысла,
Кровавых распрей
Не повторяют…
Сила в руках их
Погасит солнца
И вновь зажжёт их,
И в щебень горы
Стирать поможет.
Отступит море,
Сады покроют
Жилище рыбы,
И голод больше
Входить не будет
Незваным гостем
В дома людские!
Но силы этой
В чужие руки
Тех, кто живёт лишь
Мечтой о крови,
О страшной бойне,
О пире копий —
Не дай ни капли!
Коль силу злобе
Служить заставят —
Погаснет солнце
И не зажжётся
Уже вовеки.
И горы рухнут
В себя бесследно.
И на равнинах,
Костями полных,
Не хлеб высокий
Взойдёт из почвы —
Взойдут болезни,
Астовидату!
Не дети будут
Играть у дома —
А только волки
В ночи завоют
Среди развалин
На радость ночи,
В потеху злобе.
Безумна сила,
Что без рассудка.
Но много хуже,
Когда рассудок
Холодной злобой
По край наполнен,
Как чаша — ядом
В пиру бесчестном.
Что зло измыслит,
Приросши силой?!
Лишь зло — стократно!
Гад болотный,
Опившись кровью,
Стократ раздувшись,
Родит орла ли —
Иль гада тоже?
И зло затем же
На свете дышит:
Себя лишь множить,
Себя лишь сеять,
Себя лишь холить —
На горе людям,
Богам на горе,
На горе миру,
На горе небу!
Кто, злу предавшись,
Измыслит силу
Ему прибавить —
Злом будет пожран,
Навек исчезнет.
Никто не скажет
О нём по смерти:
"Лежит достойный!
Он жил отважно
И умер честно,
Как надо мужу!"
Живи для мира —
И мир ответит
Тебе тем добрым,
Что ты отдал.
Отдай — получишь.
Укрой в печали —
Тебя укроют.
Корми голодных —
Отступит голод
И от тебя же.
Будь честен с другом —
И будет честен
Весь свет с тобою.
До лжи врагу ты
Не унижайся.
И помни твёрдо,
Что Червь Великий
Себя глотает,
Терзает вечно —
И злые так же.
Их дни — лишь мука.
Их годы — смерть лишь.
Себя терзают,
Своею злобой
И самым первым
Себя зло губит!
Кто зло карает —
Тот дорог людям.
Злу не спускай ты!
И помни — хуже
Зло сотворившего
Злу попустивший!
Зло простивший —
Убийца, худший
Отцеубийцы!
Час нашей смерти
Богам написан
За наши злые
Дела и мысли.
Не для людей тот
Означен жребий.
