… Проходя мимо Бульвара Саша и Наташа, не сговариваясь, замолчали и ускорили шаг. До поворота на улицу, где жила Наташа, оставалось несколько десятков метров, а до ее дома — один квартал. И тут они услыхали рев. Обернулись и увидели чудовище. Расстояние между ними вряд ли превышало две сотни метров. Они помчались, что было сил, к ближайшему подъезду, инстинкт самосохранения подсказывал им, что преследователь вряд ли планирует долгую погоню…
…На счастье, дверь подъезда не была защищена кодовым замком, и Саша с налету распахнул ее плечом. Хлипкая щеколда, которой лифтер-консьерж (новая в городе мода) защищался от непрошеных гостей, поскакала по полу. Они не слышали ни протестующего вопля лифтера, высунувшегося на шум из своего аквариума, ни звона выскочившего от Сашиного удара стекла. Они только видели пустой, ярко освещенный лифт, единственная хоть какая-то гарантия безопасности на их пути. Нажата самая последняя кнопка, и двери закрываются целую вечность… Лифтер, гневно крича что-то, начинает свой последний путь: он желает поймать движущейся комнатой ночных хулиганов, для этого достаточно начать кнопку «стоп» на пульте и позвонить в полицию. Первое он сделать успевает, а вот второе за него сделают другие и гораздо позже…
…Лифт застрял между этажами, Саша с Наташей слышат захлебывающийся человеческий крик и рев белоснежного монстра, ворвавшегося в подъезд. Все это обрывается неожиданной страшной тишиной…
Суббота, 23 августа, 00–40.
Наташина истерика привела ее почти в обморочное состояние, когда лифт, наконец, загудел и поехал вниз. Она долго не хотела покидать убежище, в котором провела с Сашей тридцать вечных минут, даже когда увидела, что окровавленные останки человека уже сфотографированы, уложены на носилки «Скорой помощи» и унесены. Саше пришлось взять ее на руки и вынести из подъезда к полицейской машине, стараясь не поскользнуться в крови, которой был залит пол.
Дежурный по городу и срочно вызванный следователь, видя Наташино состояние, постарались побыстрее исполнить необходимые формальности предварительного допроса и отправили их домой к Наташе на дежурной машине. Там, у Наташи, Саша провел остаток этой ночи.
Суббота, 23 августа, 10–30.
Ужо сорок минут Саша сидел на стуле в коридоре и ожидал, когда его позовут за дверь с надписями «Старший инспектор С. Снег. Инспектор Д. Залесский». Саша знал, что допрашивать его будет именно С. Снег, так как еще в бюро пропусков он обратил внимание на висевший на стене некролог, размноженный на ксероксе «Выполняя свой служебный долг, минувшей ночью в районе Черного Бульвара зверски убит наш товарищ и коллега Дмитрий Залесский…» Саша был настолько оглушен своими собственными проблемами, что, пожалуй, не обратил бы на некролог особого внимания, если бы не эта безграмотная фраза. Теперь же, сидя перед дверью, Саша подумал, что С. Снег, наверное, неплохо знал погибшего и, вероятно, постарается связать происшедшее в подъезде с убийством на Бульваре. И, по-видимому, Сашу ожидает тяжелый разговор. Он не ошибся.
Старший инспектор еще не успел закончить обычную преамбулу об ответственности и правах, а Саша уже вспомнил, что видел этого человека в Графском, когда тот беседовал с инспектором полиции после бойни в скаутском лагере. Как и тогда, Снег был в непроницаемо черных очках, какие в помещении носить было прилично разве что слепому. Конечно, стоило сделать скидку на специфику работы уголовного розыска и отнести эту странную манеру к мерам безопасности, но, отвечая на предварительные вопросы, почти не вникая в их смысл, Саша поймал себя на том, что его внимание приковано к этим черным стеклам. Усилием воли Саша взял себя в руки и сосредоточился на беседе со старшим инспектором. Но тут же почувствовал себя неуютно.
— Я навел о вас справки, — Снег рассматривал стоящего перед ним светловолосого худощавого паренька и понимал, что тот особой сложности не представляет: надавить — и сломается.
— Ваше появление странным образом совпадает с некоторыми расследуемыми случаями.
— Вы имеете ввиду вчерашний вечер?
— Это само собой. Вы знаете о событиях в поселке Графском?
— Да, я там был, отдыхал несколько дней.
— Конкретно?
— С двадцатого по двадцать второе.
— Что вы можете сказать о вашей причастности к тому, что там произошло?
— По более, чем кто-либо из всех остальных отдыхающих. Услышал утром, пошел к лагерю, кое-какие сплетни в толпе на базаре — вот вся моя информация. Я даже в сам лагерь не попал — оцепление стояло.
— А что вы делали накануне? Прошлым вечером?
— Был с другом на дискотеке.
— Там не было каких-нибудь инцидентов? Ничего такого на что нужно было бы обратить внимание?
— Нет. К тому же я был пьян и довольно смутно помню этот вечер.
— Ну, а если я вам скажу, что этот вечер имел продолжение?
— Тогда я с интересом послушаю. Только учтите, я не люблю прозрачных намеков, которые вещают желая каким-то образом меня в это дело впутать, я понял и должен вам официально заявить, что я — не уголовник и не какой-нибудь лопух, этот номер у вас со мной не пройдет.
— Не спеши, студент, не спеши, тут у меня еще не такие правозащитники кололись как миленькие. Ты думаешь, если мы по-другому называемся, то старую школу забыли? Впрочем, не будем пока переходить на повышенные тона. Если ты мне дашь исчерпывающие объяснения по всем моим вопросам, я с легким сердцем отпущу тебя к твоей девочке, тем более, что ей необходимы уход и забота.
— Послушайте, това… гражданин, господин, как к вам там надо обращаться не знаю, ведите, пожалуйста, допрос по форме и не изображайте из себя следователя ГПУ!
— О'кей, будем работать в современных ритмах. Итак, на дискотеке вы и ваш друг привлекли внимание тем, что расплачивались исключительно валютой. Трудновоспитуемые из скаутского лагеря, которые тоже обратили на вас внимание, подстерегли вас после дискотеки и попытались напасть с целью ограбления. Однако ваш друг… Впрочем, может, вы продолжите?
— Вряд ли я что-нибудь интересное смогу сообщить. Я был здорово пьян…
— И «укурен», не так ли?
— Не помню. Кстати, подростки тоже были под хорошим кайфом, поэтому, если вы базируетесь на их показаниях, они вообще могли вам наговорить чего угодно. Единственное, что я скажу, это то, что мой друг действительно отбил их нападение, а заодно охоту вообще иметь с нами дело. При этом никто не пострадал, а остальное для полиции, по-моему, значения не имеет.
— Ошибаетесь. Дела, которыми я сейчас занимаюсь, очень странные сами по себе. Зверские, ни на что не похоже убийства, свидетели несут какую-то околесицу о белых волках… Вот и вы в ваших предварительных показаниях говорите о каком-то белом чудовище, которое якобы гналось за вами и которое, судя по вашим показаниям, и прикончило бедолагу-вахтера.
