А время меж тем подбиралась к шести часам вечера. Я вернулся в общагу и застал там Шурика. Он принялся подбадривать меня, а я лишь отмахнулся от него и придирчиво осмотрел комнату. Стол и шкаф были отремонтированы. Дверь же заменили на другую. Ну, неплохо, неплохо.
Оценив старания рабочих, я взял книгу о Повелителе мёртвых и читал её почти до самой полуночи. Потом отложил том в сторону, засунул в карман револьвер, нацепил саблю и решительно вышел из комнаты, кое-как заставив Шурика не следовать за мной. Он всё порывался сопровождать меня на возможную дуэль.
Благо, брат всё-таки внял голосу разума и остался в общаге. И я смог в одиночестве поймать таксомотор и отправиться к аллее Героев. Она располагалась в парке на отшибе столицы, почти около городской стены, и не пользовалась особой популярностью.
Но стоило таксомотору остановиться возле закрытых ворот парка, как я заметил несколько десятков студентов академии. Они усеяли кованные скамеечки, расположившиеся в тени заснеженных деревьев. И никого из них не смущало то, что парк уже был закрыт. Как они вообще оказались внутри? Перелезли? Да, видимо так и есть.
Мне тоже пришлось перемахнуть через забор, из-за чего я зачерпнул голенищами изрядное количество снега. Быстро вытряхнул его из сапог и пошёл к аллее, сопровождаемый любопытными взглядами людей.
Но мне не суждено было добраться до места дуэли. Меня остановил знакомый голос:
— Не торопитесь, сударь Корбутов.
Я резко повернул голову и увидел Никифора в казённой форме. Он сидел на очищенной от снега скамеечке в тени трёхметровой статуи Александра Второго и приглашающе похлопывал ладонью рядом с собой. Мол, присаживайся, милейший. Ну я и пристроил свой зад на скамеечку рядом с ним.
А он вдруг посмотрел на чистое, звёздное небо, зябко подул в сложенные лодочкой руки и проговорил:
— Великолепная ночь, не находите, сударь?
— Ага, но сало хочется перепрятать, — промычал я, не совсем понимая с какой стати тут оказался Никифор Фомич. Другой полиции в городе нет? Или Четвёртое отделение помимо магии занимается ещё и предотвращением дуэлей?
— Вы о чём? — удивился мужчина и вопросительно приподнял левую бровь.
— О своём, господин следователь, — буркнул я, скользнув изучающим взглядом по его лицу. Мне показалось, что синяки под его глазами стали гуще. Хотя, возможно, так просто падала тень от статуи самодержца.
— Вы, Иван, можете барона не ждать. Он не придёт, ежели ему не поможет кто-то из ваших коллег, — проговорил Никифор Фомич, покосившись на меня.
— А вы сейчас о чём? — насторожился я, почуяв признаки очередной смердящей дерьмом информации.
— Будто вы не знаете, — жёстко усмехнулся следователь бледными губами и достал из кармана перчатку. — Знакомая вещь?
— Знакомая, — мрачно проронил я, прочитав на отвороте перчатки Корбутов И. М.
— А знаете, где её нашли? — саркастично выдал Никифор Фомич, сверкнув жёлтыми от никотина зубами. — Возле трупа барона Штокбрауна. Его, кстати, убили Поцелуем вампира.
— Господин следователь, вы разве не видите, что меня пытаются подставить?! — яростно прошипел я, раздувая крылья носа. — Я свои перчатки ещё вчера где-то потерял. А может быть у меня их из кармана вытащили! В столице таких умельцев хватает.
— Юноша, я по опыту знаю, что иногда то, что видишь, и оказывается истиной, — устало ответил мужчина и потёр лоб. — Где вы были приблизительно два часа назад?
— В общежитии. Это может подтвердить мой брат, да и ещё кое-кто из студентов. Я ходил в уборную и меня видели в коридоре, — отбарабанил я, лихорадочно пытаясь разобраться в ситуации.
— Мы проверим ваши слова, сударь. А пока сделайте милость, пройдитесь со мной, — попросил следователь, вставая со скамеечки.
— В отделение, да? — хмуро спросила я и после его кивка жадно добавил: — А что говорит баронесса? Она видела своего мужа?
— Я не должен рассказывать вам об этом, — заявил Никифор Фомич, потопав к дальним воротам парка. Я послушно пошёл за ним, ощущая на себе удивлённые взгляды не разошедшихся студентов. Следователь же неожиданно продолжил говорить под мерный хруст снега под ногами: — Не должен, но всё же расскажу. Всё-таки эти убийства смущают меня своей прямолинейностью. Ладно одно, но два…
— Вот и я о том же! — горячо выдал я, косясь на мага, доставшего курительную трубку. — Меня хотят подставить! Это же очевидно!
Он бросил на меня задумчивый взгляд и стал рассказывать, набивая трубку табаком:
— Госпожа Мария, по её же словам, ненадолго вышла из снятой мужем квартиры, дабы совершить вечерний променад. А когда она вернулась — её супруг уже лежал в прихожей. Дверь квартиры была открыта, а подле тела валялась хорошо известная вам перчатка. Соседи ничего не слышали, кроме скандала, который ранее учинили супруги Штокбраун. Рассказать, что стало яблоком раздора?
— Не надо, — буркнул я, повесив голову и надолго замолчав.
Как оказалось, жоподробительная ситуация и вероятность загреметь в тюрьму очень способствуют мыслительной деятельности. Моё серое вещество разогналось до скорости света, чтобы потом не думать, как поднять уроненное мыло и не отвечать на вопрос про вилки.
Правда, работу моего мозга на некоторое время прервал допрос в отделении, когда мы с Никифором добрались до него на полицейском автомобиле.
Меня около часа мурыжили вопросами, а затем поместили в одиночную камеру. И надо сказать в весьма просторную и удобную. Она больше напоминала чулан, чем тюремные застенки. И явно была предназначена не для простолюдинов. В ней даже оказалась более-менее приличная кровать. Вот на неё-то я и упал, закинул руки за голову и продолжил по крупицам просеивать дела минувших дней. Я сопоставлял, вспоминал лица и прикидывал кому удобно моё нынешнее положение.
В итоге сей процесс занял меня часа на два-три. А за окном, забранным решёткой, за это время поднялась метель, а звуки города окончательно стихли. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь воем ветра, который постепенно убаюкал моё сознание.
А разбудил меня лязг засова толстой железной двери. Я распахнул глаза и увидел на пороге незнакомого мне полицейского со злым взглядом, лысиной и квадратным подбородком. Рядом с ним стоял Никифор Фомич. Он ещё больше осунулся, а мешки под его глазами превратились в трёхэтажные. Кажись, он этой ночью совсем не спал.
Следователь посмотрел на меня мутным взором, вздохнул, словно загнанная лошадь, и просипел:
— Доброе утро, сударь. Ваше алиби подтвердилось. Вы не могли убить барона Штокбрауна, так что отправляйтесь восвояси.
— Но ненадолго вы покинете здешние места, господин Корбутов, — прошипел второй полицейский, играя желваками. — Мы вас выведем на чистую воду. До нас уже дошли слухи о ваших похождениях в Калининске.
— Я не причастен ни к чему из того, что там случилось, — отчеканил я, встав с кровати и наградив лысого жёстким взглядом.
— Ну это тамошняя полиция разберётся, — ухмыльнулся полицейский. — Она уже успела выяснить, что Хрюнова-старшего отравили. И помяните моё слово, они скоро найдут улики. Мне кажется, господа, что мы все втроём догадываемся на кого они укажут.
— Артемий Николаевич, не увлекайтесь, — осадил его следователь и устало помассировал подушечками пальцем глазные яблоки.
— Никифор Фомич, это правда? Хрюнова отравили?! — выпалил я и от изумления уронил челюсть на пол.
— Есть такие сведения, — кивнул мужчина и сухо бросил своему коллеге: — Благодарю за помощь Артемий Николаевич, вы свободны.
Тот хмыкнул, пронзил меня многообещающим взором и свалил в туман. А я почувствовал, как вихрь вопросов разрывает изнутри мою черепную коробку. Кто мог отравить Хрюнова? Кто знал, что я буду в Калининске? Кто мог найти мою перчатку? Кто мог незаметно попасть в общежитие? Кто мог убить барона Штокбрауна, не оставив следов?
И вдруг что-то щёлкнуло у меня в голове и пазл сложился. Я действительно знал душегуба, как и говорила Болотная ведьма. Но я не понимал одного — как убийца смог завалить Хрюнова-младшего и барона, используя магию смерти?
