и по горло заваленный заботами в связи с войной, отбросил в сторону все дела и велел привести к себе русскую барышню, представившуюся наследницей усопшего.
Юлия Сергеевна торжественно прошествовала в сопровождении секретаря через приемную. Тщательно сделала вид, будто не замечает раздраженных взглядов полицейских чинов, торопящихся с докладом. Наверняка слух, что директор сломал график ради смазливой мадемуазели, вызывающе накрашенной, будет будоражить ведомство несколько дней.
Едва за ней затворилась дверь, Соколова выпалила:
– Бонжур, месье маркиз. Юсупов-Кошкин пребывает в добром здравии, чего и вам желает.
Огненно-рыжий коротыш, точно такой, как его описал Федор, только с проседью, о которой тот не упоминал, галантно встал и указал рукой на стул.
– Приятно познакомится, мадемуазель Жули. Федор жив на самом деле?
– О, вы приняли меня за авантюристку? – улыбнулась Юлия. – Законное предположение. Князь говорил о вашем остром уме и недоверчивости. А еще о том, что вашему слову можно верить. Маркиз! Перед тем, как предъявлю доказательства его пребывания в мире живых, а также что являюсь его доверенным лицом, должна напомнить, что данное обстоятельство является строжайшей тайной и для ваших, и для моих соотечественников. А также для всего мира.
– Белиссимо! Так говорят итальянцы, – де Пре откинулся в кресле и сцепил пальцы на животе. – Я пока не давал никакого слова. Более того, вправе задержать вас по законам военного времени и вызвать сотрудницу-женщину, чтоб вас обыскала и обнаружила это доказательство.
– Да, месье. Вправе. Но Федор уверил, что вы так не поступите. Потому что знаете – сотрудничество с ним куда лучше конфликта.
– Не считая того, что в результате этого сотрудничества я едва не распрщался с жизнью… Впрочем, он прав. Даю слово: все останется между нами. Удивите меня!
Соколова достала из сумки и протянула фотографическую карточку.
Маркиз рассмотрел ее, потом с ним произошла поразительная метаморфоза: он остался в том же полицейском мундире, но лицом, волосами и даже двухнедельной щетиной приобрел поразительное сходство с Федором! Даже сердце екнуло…
– Право, я была бы в замешательстве, месье де Пре, если бы Федор не предупредил меня об этой вашей способности. А также умению поражать людей электротоком. Он также рассказал, как вы приобрели второй дар, воняя подобно клошару, и как энергично выразились, едва не погибнув от зажатого в руке амулета, принадлежащего убитому германскому магу.
Директор моментально вернулся к обычному виду.
– Вот это гораздо правдоподобнее! Фото можно подделать. А некоторые подробности звучат так, будто вы присутствовали лично при том инциденте. Что-то еще?
– Конечно. Или вы думали, он просто отправил меня засвидетельствовать почтение?
– Было бы весьма мило с его стороны. Я весь внимание.
Барышня выдержала короткую паузу перед следующим выстрелом.
– Он просил передать вам секретный набор цифр, открывающих доступ к его банковским счетам. 18121917.
– Я богат? – маркиз развел руками, словно готовясь принять неожиданный подарок.
– Не знаю ваших капиталов, месье. Четыре оставшихся цифры я предпочту назвать в присутствии российского офицера. Только тогда мы все вместе сможем снять деньги с этого счета.
Рыжий хохотнул.
– Браво, мадемуазель! И Федору тоже браво. Мне понятно, почему он не хочет воскреснуть после объявления завещания приемного батюшки: русские вполне способны объявить его самозванцем… Нет, не объявят, столь подлый поступок подорвал бы репутацию короны, но проблемы… Да, проблемы будут. Не понимаю лишь одного: с какой стати мне помогать Федору? Только из воспоминаний о достаточно кратком знакомстве?
Тут уже заулыбалась Соколова.
– Если вы рассчитываете на некий процент от сделки, вынуждена вас разочаровать. Но интерес есть. И он громадный.
– Удивите еще раз.
– Во-первых, деньги пойдут на финансирование общегерманской революции. Федор твердо намерен устранить Вильгельма.
– Ого… Пардон, при всем почтении к воскресшему усопшему, боюсь, эта задача ему не по плечу. Хотя… забот им он прибавит, не сомневаюсь. Что же во-вторых?
– Появление Федора на сцене означает предложение новых видов оружия. Еще более убойных, чем его ручной пулемет. А вот тут он обещает вам процент. Нужен контракт с правительством Франции и правительством России на выделку этого оружия. Другим странам оно предоставляться не должно. По крайней мере – до тех пор, пока не появится на поле боя. Немцы бесспорно захотят его воспроизвести, но, отвлеченные революцией внутри страны, вряд ли успеют.
– Что же это за оружие?
– Бронированные боевые слоны. Шутка. Дорогой маркиз! Давайте не забегать вперед. Мне нужна ваша страховка для визита к Игнатьеву и французский паспорт с этой фотографией для Федора: имя придумайте сами. Об оружии поговорим позже.
– Решаемо, – де Пре отставил показной легкомысленный тон и спросил: – Все?
– Последнее. Два миллиона франков, переведенные в кайзермарки, представляют собой слишком крупную сумму, чтобы молодая барышня везла их в Швейцарию в одиночестве. Мне нужна компания. Лучше всего – ваша или кого-то из ваших доверенных людей. С оружием.
– С удовольствием. В вашем обществе – хоть на край света. Но я не могу в разгар войны оправдать вояж в Берн, не раскрывая инкогнито Федора. Все остальное – как вы пожелаете.
– Отлично. Желаю, чтоб вы подняли трубку и попросили телефонную барышню связать вас с Игнатьевым.
Встречу с российским полковником удалось назначить лишь на завтра. Юлия Сергеевна вернулась в отель, сопровождаемая агентами Сюрте. Один из них маячил на коридоре и увязался следом, когда она спускалась в ресторанчик к ужину. Можно было считать это любезностью со стороны де Пре. Или предупреждением, что вариант с задержанием и обыском тоже вполне вероятен.
Легкомысленное очарование Парижа испарилось.
Она чувствовала себя втянутой в очень серьезные игры с жесткими игроками и огромными ставками. Если дело удастся – она окажет Федору колоссальную услугу. Возможно, решающую для их будущих отношений. Если что-то пойдет не так, из нее выжмут информацию до капли, а ее саму… Да все, что угодно. Вплоть до ликвидации неудобного свидетеля. На двух счетах Федора с роялти за пулемет и револьвер скопилось гораздо более двух миллионов франков, необходимых для начала революционной кампании в Германии. Самые честные и принципиальные люди, истинные джентльмены, не выдерживали искуса завладеть подобной суммой. Вдруг у де Пре карточные долги, а
