— Да, давайте с утра.
— Хорошо.
После ужина Кинт набрал ванну и с удовольствием в ней замокал около часа, затем, забравшись под одеяло, он распечатал конверт.
«Здравствуй, Кинт, материалы твоих показаний включены в дело. Расследованием будет заниматься другая группа, руководит которой мой хороший друг, но позже, в данный момент все силы брошены на выявление заговорщиков и шпионов. Так что ты можешь отдыхать, так как комната у мадам Поль оплачена до конца недели. А потом делай то, что хотел. Сожалею, что не могу попрощаться лично, дела службы.
Береги себя,
Капитан Морес Таг.»
Наутро, нарядившись «торговцем» и накинув плащ, Кинт составил на поднос посуду и спустился в столовую.
— Доброе утро, господин Кинт, — улыбнулась мадам Поль внешнему виду Кинта.
— Доброе… Что–то не так?
— Все очень хорошо, и будь я помоложе лет на десять, то возможно, уже стреляла бы глазами в вашу сторону, господин Кинт.
— Вы и сейчас очень хорошо выглядите, мадам Поль.
— Я знаю, как я выгляжу, — немного с грустью в глазах улыбнулась она, — позавтракаете?
— Нет, спасибо, я в булочную, потом к доктору Филье… очень уж господин капитан на этом настаивал.
Не изменяя традиции, Кинт, как только выскочил из повозки на площади, сразу направился к газетному киоску.
— Номер утренних новостей, пожалуйста, — Кинт протянул в окошко пару медяков на ладони.
— Прошу прощения, но газета только вчерашняя.
— А что случилось?
— Мне неизвестно, господин, но фургон, что привозит каждое утро газеты из типографии при парламенте, сегодня не приехал.
— Понятно… тогда давайте вчерашнюю и еще пару пачек вон того табака.
— Пожалуйста.
Перебежав на другую строну площади, уступая дорогу мчащимся моторным повозкам, Кинт оказался на стороне дома с пекарней и медленно, наслаждаясь хорошей погодой, пошел по тротуару к кафе. Восходящее яркое солнце светило прямо в глаза, зима отступала и, похоже, капитулирует на две недели раньше обычного. Несколько рабочих, идущих навстречу, одеты уже не в пальто, а в овчинные безрукавки поверх рубах… за последние два дня значительно потеплело. Не доходя до двери кафе несколько шагов, Кинт вдруг резко остановился… «Что–то не так» — подумал он, и медленно поворачиваясь к площади, осмотрелся. Как же давно у Кинта не было этого ощущения — засосало под ложечкой, немного онемели ребра с правого бока… Нет, это не страх, это предчувствие и отнюдь не хорошие… Ни одного жандарма, ни одного конного патруля, да и когда Кинт ехал в центр, вроде, тоже не попадались… еще раз внимательно осмотрелся, не обнаружил ничего подозрительно, кроме отсутствия городовых и пошел дальше.
— Доброе утро, — войдя в кафе, Кинт поздоровался со всеми присутствующими, снял плащ, шляпу и повесил их на вешалку у двери.
В ответ старик — отставной военный, молча, но учтиво кивнул, а стоящая за стойкой мадам Шодэ расплылась в улыбке и сказала:
— И вам доброе утро… Погода просто отличная, правда? — показала она на окно пухлой ладошкой испачканной в муке, глубоко вдохнула, отчего ее необъятная грудь высоко поднялась, рискуя выпрыгнуть из корсета, — садитесь за свой столик… Как всегда?
— Да, будьте добры, — улыбаясь, кивнул Кинт.
— Вот! Вот таким я вас и помню, улыбающимся, — ответила мадам Шодэ и исчезла за низким дверным проемом в пекарню.
— Что, тоже вчерашняя? — отставник указал мундштуком трубки на газету в руке Кинта.
— К сожалению, да, — ответил Кинт и сел за столик.
— Никакого сожаления, — поморщившись, отставник отложил свой номер вчерашней газеты, — уже давно одно и то же, одно и то же… как в болоте… даже эта крысиная возня между гильдиями затихла.
— Ну почему же, я вчера побывал на выставке…
— Ну, вот разве что выставка, действительно, событие, я третьего дня тоже побывал… А знаете что, — отставник оглянулся, хотя кроме него и Кинта в зале никого не было, — у меня плохое предчувствие… я знаю… я понимаю это чувство… в такие моменты…
— Хочется держать руку на рукояти револьвера, а большой палец на курке?
— Верно, юноша! Именно так! — обрадовавшись, что его поняли, старик откинулся на высокую спинку стула и внезапно, погрузившись в какие–то свои мысли, продолжил пыхтеть трубкой, глядя на балку на потолке.
— Вот, ваши булочки и какао, — с подносом в руках, немного присела в поклоне юная Вьен и покраснела.
— Спасибо, — улыбнулся ей Кинт.
Вьен засмущалась, быстрым шагом и, придерживая подол длинной юбки, она удалилась в пекарню, откуда через пару секунд вышла мадам Шодэ, облокотилась на стойку локтями и мечтательно уставилась в окно.
Пара выстрелов совсем рядом отвлекли Кинта от газеты, когда он, уже проглотив вкуснейшие булочки и выпив какао, погрузился в чтение заметки о путешественниках.
— Что это? — охнула мадам Шодэ.
Кинт быстро встал из–за стола, переместился к стене и осторожно выглянул в окно. На площади была драка, кто–то уже лежал на мостовой и не шевелился, дрались человек пять, рядом стояла конная повозка… нет, человек пять били ногами еще одного, лежащего на мостовой.
— Что же, что же происходит? — прикрыв рот пухлой ладонью и с испугом в глазах, сказала мадам Шодэ, — Где же городовые?
— Вы знаете, на протяжении всего пути от Ткацкого квартала до площади я не встретил ни одного городового.
— Они же его сейчас забьют!
— Похоже, уже, — старик тоже подошел к окну.
— Вы не вмешаетесь? — обратилась Шодэ к Кинту.
— А зачем? Я же не знаю, что там происходит.
— Да, пожалуй, лучше не вмешиваться, — поддержал старик Кинта.
— Где же городовые? — продолжая смотреть на избиение, качала головой мадам Шодэ.
Тем временем люди с площади начали разбегаться, как по команде, а из арки одного из проулков выскочила толпа, человек двадцать с дубинками, ножами и кастетами, они начали избивать всех подряд, бить стекла в лавках и магазинах.
— Закрывайте ставни, мадам Шодэ, идемте, я постою рядом.
Кивнув и сотрясая телесами, мадам Шодэ выскочила на улицу и принялась закрывать большие и тяжелые ставни, окованные полосами железа. Ее руки тряслись, она с трудом попадала дужками замков в проушины…
— Смотрите! Толстуха хочет прикрыть свою лавку! — выкрикнул кто–то из толпы, громящей газетный киоск.
Человек десять сразу побежали к булочной, бранясь и размахивая тем, что было в руках… кто–то швырнул булыжник в сторону Кинта.
Бах! Бах! — двое в толпе сникли и повалились на мостовую, а остальные замерли, но не надолго.
