Затем их слова становились острее и острее, и в один миг я поранился. Почувствовал, осознал бредовость происходящего. Буквально вывалился из сумасшествия в обычное состояние, поняв, что со мной происходит. Тут же стало не по себе.
Я ощутил пронизывающий холод вокруг. А слова, звучащие где-то далеко в темном коридоре за гранью восприятия, отдавались в черепной коробке набатом, раскалывая ее на части.
– …Не действует. Я не знаю, как это возможно, но его организм нейтрализует препарат. Мы почти потеряли его!
– Увеличьте дозу.
– Уже. Дважды. Он нейтрализует его, словно алкоголь.
– Этого не может быть.
– Не может, сеньор. Но это так.
– Увеличьте дозу! – Крик, почти фиолетовый. – Мне нужна эта информация!
– Хорошо, сеньор. Но следующую дозу он не переживет.
– Мне все равно. Включайте шокер. Комбинируйте эффект.
– Сеньор, шокер тоже может его убить. При такой дозировке есть вероятность отказа сердца.
– Выполняйте! – Крик, почти багровый.
Затем мне было больно. Очень больно! От воспоминаний о той боли меня спасает только почти полное отсутствие оных воспоминаний. А потом я куда-то провалился. Меня спрашивали, теребили, голоса отдавали багрово-красными цветами страха, отчаяния и ярости. Я что-то отвечал, но…
Затем я вспомнил о месте, где смогу спрятаться от всего этого кошмара. Что бы ни происходило снаружи, какую бы боль мне ни причиняли, я, как малыш в детской игре, буду «в домике».
Это тихое место, где я уже был. Не надо бояться его и тем более бояться заблудиться там. Это место – я сам, мое сознание, а как можно заблудиться в собственном сознании?
Я сбегу туда и буду тихо брести по белоснежной пустыне, оглушенный тишиной, окруженный мириадами невесомых снежинок, кружащихся и завораживающих безмолвным танцем, не падая на землю. А я все буду брести куда-то вперед. Туда, где нет бандитов, комиссаров и Виктора Кампоса. Там нет и корпуса телохранителей вместе с доньей Мишель и «прошмандулькой» Катариной. Нет и Бенито, толстого урода. Им туда дорога заказана. Там нет и слабохарактерной Николь, раз уж сужу людей по себе, ей там делать нечего. И нет приставучей Долорес. Ну, Эмма не такая плохая по сравнению с некоторыми, но я ее все равно недолюбливаю. В конце концов, это только мое право, брать туда кого-то или не брать.
Там будет только Бэль, моя девочка-аристократка с белыми волосами. Кто она? Принцесса? Младшую принцессу ведь тоже зовут Изабелла, как и ее. Правда, принцесс охраняют иначе, да и вряд ли бы ее величество позволило дочери разгуливать с кем попало, все-таки дочь правительницы, а не главы пусть и крупного, но клана.
Не важно. Все не важно. Важно только, что она есть. В конце этой белоснежной, как ее волосы, пустыни она стоит и ждет меня, ждет, когда я добреду и буду с ней. Навсегда. А значит, я должен туда идти, исчезнув из этого мира. Кошмара с фиолетовыми голосами.
– Если б знать, как догнать тебя, и поймать на лету. Был бы чище и лучше наш чум. Был бы слаще наш дым, – шептали губы мальчишки. Приборы показывали ноль, полную отключку. Но он был в сознании и даже что-то пытался говорить. Второй помощник вслушивался в слова, пока первый колдовал с приборами, но понять лепет не мог.
– Это какой-то вздор. Сеньор, я не понимаю.
Парень провалился в состояние, описать которое дон Кампос не мог, при всем своем богатом опыте в проведении допросов. И, судя по ступору одного из помощников и растерянным глазам другого, они также столкнулись с подобной реакцией впервые. «Белая пыль», дорогущее специализированное психотропное средство, самое эффективное из всех, какие только применяются в настоящее время. Это не банальная «сыворотка правды», допрос нужно вести особым образом, по определенному алгоритму, который дает стопроцентный результат. Обычно. Но сейчас не сработал.
– Это по-русски, – потянул старший помощник. – Что-то из его жизни?
Дон Кампос усмехнулся и полез за новой сигарой.
– Нет. Он просто поет.
– То есть как поет? – обернулся младший помощник. Глаза его были широко раскрыты.
– У нашего малыша иммунитет. Психологический.
Откушенный кончик сигары полетел на пол. Щелкнула зажигалка.
– Наши друзья из гвардии говорили об этом, но я считал, что мы справимся с проблемой. Вы справитесь, – поправился он. – Но вы не справились.
Первый помощник после этих слов взбеленился. Да, он столкнулся с чем-то необъяснимым, но считал себя достаточно опытным, чтобы решить любую проблему. Он застрочил по кнопкам и иконкам, тестируя приборы, пытаясь уловить хоть какую-то динамику. Установил шокер на полную мощность и изменил программу.
– Когда я скажу, начнем. Готов? Разряд!
Младший помощник сжал виртуальный контур управления, мальчишку тряхнуло. Сильно тряхнуло. Непонятный шепот оборвался. Старший принялся его трясти, пытаясь придать своему голосу как можно больше нежности:
– Эй, парень! С тобой все в порядке? Мы друзья, мы поможем тебе. Иди сюда, иди к нам!
Парень в ответ приподнял голову, насколько позволяли фиксаторы, и открыл мутные-мутные глаза. Старший помощник увидел в них нечто, что не смог позже объяснить словами, и резко отшатнулся назад. Пациент был без сознания, как ему показалось. Он отчетливо, теперь уже все присутствующие разобрали мотив, громко запел:
Не ходи за морскими котиками,
Далеко заплывешь.
Не гуляй в тундре под наркотиками!
Занесет потом – фиг найдешь!
Затем снова опал, потеряв сознание теперь уже окончательно.
Младший помощник растерянно обернулся:
– Сеньор, при чем здесь наркотики? Разве мы давали такой макет?
Виктор Кампос задумчиво затянулся. Парень этот из русского сектора, как и Шимановский, язык знал. Но дать вразумительный ответ на происходящее не мог.
– Я же говорю, он поет. Просто поет. Ушел в себя. Заканчивайте экспериментировать, хватит на сегодня.
– Но мы же еще не… – попробовал вскинуться первый, но быстро опал. С доном хефе не спорят.
Оба помощника принялись отключать аппаратуру и отсоединять провода. Когда окончили, охранники приподняли бесчувственное тело и потащили прочь из помещения в расположенную недалеко комнату, оборудованную под камеру. Эксперимент провален, это главная мысль, которую вынесли все присутствовавшие. Если кто-то из них стучит, а дон хефе точно знал, кто-то стучит, даже догадывался, кто именно, для всех это будет так. Сам же дон Виктор достал из внутреннего кармана небольшой блокнотик из древесной бумаги в дорогущем кожаном переплете и сделал небольшую пометку. Совсем небольшую, всего три слова. Но слова эти требовали того, чтобы обдумать их в спокойной обстановке.
