— О, Мать Бездны, еще раз говорю вам — лягте, лягте на свои ложа! Так вам будет лучше видно и слышно все то, что я хочу вам рассказать.
Ах, вот оно что… Значит, кино показывают не ему одному, а чудной ученый с еще более чудным именем Беноль как-то подсматривает за всеми. Может, через какую-то специальную киноустановку… или нет, там же нужно еще пленки проявлять… ну так через особенный бинокль или стереотрубу. Короче, через что-то. И сейчас он пытается уговорить остальных лечь на ложа, с которых, естественно, гораздо удобнее пялиться в потолок. Так что Иван устроился поудобнее, ожидая, пока ученому удастся загнать остальных на места и он начнет говорить. Может, хоть что-то прояснится.
Прояснилось…
Беноль начал рассказ с того, что они уже не на Земле.
Иван обалдело таращился на картинки, сменявшиеся перед ним на экране. Нет, в целом объяснение он понял, недаром батальонный комиссар их в планетарий водил, но все это звучало настолько невероятно, что понять-то он понял, а вот осознать… На это психика старшего лейтенанта пойти покамест отказывалась. Вероятно, в таком же состоянии пребывали и другие слушатели. Потому что ученый стал как-то обеспокоенно поглядывать в угол экрана, а затем внезапно оборвал рассказ:
— Я вижу, то, что вы услышали, вас сильно взволновало. Поэтому пока я прекращаю разъяснения. Попытайтесь осмыслить все, что я уже рассказал, и сделать верные выводы, главный из которых таков: вы должны осознать — все, что разделяло вас, осталось там, на вашей родной планете, за тысячи и тысячи световых лет отсюда. Здесь, на Киоле, нет ничего, что вас разделяет. Более того, я надеюсь на ваше сотрудничество…
Старший лейтенант Воробьев криво усмехнулся. Ну этот Беноль и загнул! Да чтоб он, советский офицер, с этим фашистом…
Похоже, подобные мысли отразились и на лицах остальных пленников, поскольку Беноль быстро закруглил свою политинформацию о борьбе за мир и дружбу во всем мире и отключился. Башка Змея Горыныча, похоже, являвшегося не страшным героем русских сказок, а этакой передвижной киноустановкой — вероятно, способной еще на тучу всяких фокусов, — то есть всего лишь механизмом, плавно и бесшумно втянулась в потолок, оставив офицера с его мыслями. Мыслей же в голове роилось бесчисленное множество.
Если ученый не соврал, Иван являлся первым из советских людей, ступившим на другую планету. О других планетах старший лейтенант знал только то, что им рассказывали в планетарии, и то, что он вычитал в захватывающей книжке Алексея Толстого «Аэлита». В ней описывалось, как русский инженер Лось и красноармеец Гусев на изобретенном инженером космическом корабле слетали на Марс, где у инженера случилась сильная любовь, а идеологически подкованный красноармеец возглавил трудящиеся массы марсиан, поднявшие мятеж против тысячелетнего ига эксплуататорских классов. Выходит, и ему, старшему лейтенанту Воробьеву, бывшему комсомольцу, коммунисту с 1939 года, выпало так же помочь трудящимся этой планеты восстать против местных капиталистов. На инженера Лося он точно не тянул… С другой стороны, судя по всем этим устройствам и механизмам, вполне возможно, что у них тут уже вообще коммунизм, потому как видел Иван покамест еще немного, но даже этого хватало для вывода, что всякие приборы здесь куда как хитрее и мудрее, чем на оставленной им Земле. А такое ведь возможно только при самом передовом общественном строе в истории человечества — коммунизме. Ведь только коммунизм может полностью раскрыть все дарования человека и открыть ему тайны мироздания! Иван сам как командир и коммунист делал об этом доклад на ротном комсомольском собрании, посвященном 25-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Он тогда долго сидел в своей землянке при свете коптящей трехлинейки из сплющенной гильзы от 45-миллиметрового снаряда, копаясь в «Кратком курсе истории ВКП(б)» и первоисточниках — трудах Ленина и Сталина, которые выпросил у начальника политотдела дивизии. Перед комсомольцами надо было выступить мощно и убедительно, поскольку в его роте они были самыми образованными — шестеро из студентов, ушли на фронт прямо из институтов, а у остальных или десятилетка, или техникум за плечами. Ну да и войска-то у них какие — тут без образования и идеологической подкованности никак…
С этими мыслями старший лейтенант и уснул.
* * *
Следующий киносеанс состоялся через полчаса после того, как Иван проснулся. Пробуждение было странным — легким и спокойным; так бывает, когда спишь ровно столько, сколько надобно, не более и не менее.
Потому что если спишь меньше, чем нужно, телу не хватает времени отдохнуть, а если больше — тело затекает, и ты встаешь с трудом, хрустя суставами и рефлекторно начиная разрабатывать затекшие мышцы. Да и из сна выходишь тяжко, зевая и наминая руками глаза. Сейчас же глаза Ивана будто сами открылись, а в следующее мгновение он упругим движением сел на лежаке и глубоко вдохнул, ощущая себя полностью готовым к новому дню… ну или что там на дворе? Из этого помещения, не имеющего ни окон, ни дверей, не видно.
Место нахождения… или заточения Ивана снова изменилось. Когда он обвел взглядом комнату, в одной из стен обнаружился дверной проем. Молодой офицер несколько мгновений посидел, настороженно рассматривая открывшееся ему новое направление движения, а затем с решительным видом поднялся и шагнул к проему. Что бы там ни было — не дело просто сидеть и ждать. Если там опасность — надо брать инициативу в свои руки, идти навстречу и попытаться навязать возможным противникам свою волю, а если нет — разберемся.
Опасности за дверным проемом не обнаружилось (во всяком случае ничего такого, что могло быть немедленно распознано как опасность).
За дверным проемом оказалось, буквище.[19] То есть больше всего оказавшееся за дверным проемом походило именно на это. Хотя никакой реки, которая своим изгибом могла бы его образовать, не было. Однако вода текла. Прямо над буквищем нависал небольшой каменный карниз, с которого низвергался довольно бурный водопад, отчего по всему буквищу разбегалась сетка волн. Куда потом уходила вода — было непонятно. Никаких отверстий, в которые она могла бы стечь, не видно, хотя вода на удивление прозрачная, совсем не речная, скорее колодезная, и дно, а также боковины этого искусственного буквища просматриваются отлично…
Иван некоторое время постоял, настороженно вглядываясь во все сооружение, но решил, что никакой угрозы оно не несет и потому можно воспользоваться приглашением и освежиться. Впрочем, ухо все одно следовало держать востро, ибо когда появятся остальные трое, схватка непременно начнется по новой, и не хотелось бы, чтобы фашист застал его врасплох, да еще и в воде… Мысль о том, что искусственный бочаг может быть предоставлен в распоряжение его одного, молодому офицеру даже в голову не пришла…
