Леденцов развернулся и так же на цыпочках двинулся к выходу.
В номере Катенька устроила мужу выволочку по всем правилам супружеского искусства. Емельян Павлович изображал раскаяние из последних сил. Он и сам был не в восторге от своей выходки. Раздеть постороннюю женщину на глазах у собственной жены… Пусть даже не руками, суть от этого не менялась. Было противно и неудобно.
Катенька, видя, что Леденцов валится с ног, из чистой мстительности заявила, что нужно сходить к Ивану Ивановичу и узнать планы на завтра. Емельян Павлович начал уже раздеваться, но скрипнул зубами и согласился.
Процесс выкачивания информации из безалаберной Саниной головы уже закончился. Сам транслятор потягивал коньяк, развалившись в широком кресле. Увидев Емельяна Павловича, он торопливо припал к горлышку. Портнова не было видно, но в ванной работал душ.
– Давай не будем ждать, - без особой надежды предложил Леденцов, - утром все узнаем.
– Нет, мы останемся и подождём.
Саня понял, что заветный "Хенесси" у него никто отбирать не собирается, и решил поддержать беседу.
– Катюша, ты не переживай, - сказал он с непозволительной фамильярностью. - У тебя фигура лучше, чем у той девчонки. И ноги тоже.
Леденцов почувствовал, что добрался до пределов самообладания. Он даже не стал никого уговаривать, просто поднялся и пошёл к выходу.
– Вот у мужа спроси, - продолжал Саня, - он её внимательно изучил. Но бедра у тебя куда симпатичнее.
Емельян Павлович остановился. Он надеялся: если оцепенеть, то он сможет удержаться.
– Но твой почти и не смотрел, - Саня, видимо, слишком увлёкся коньяком и не вчитывался в мысли Леденцова. - Так, глянул пару раз, и все.
"Какого чёрта он себе позволяет, - Емельян Павлович понял, что не удержится, и ему сразу стало легче. - Он мальчишка, пацан, который только и умеет подсматривать в чужие головы. А я… Я Мастер силы!"
Он обернулся и дождался, пока Саня поднесёт горлышко бутылки к губам. Катенька стояла, сжав кулачки.
Чтец мыслей закашлялся.
– Не надо, - попросила Катенька, - он просто болтун, Палыч! Пожалуйста!
Саня все кашлял. Напрасно Катенька молотила его по узкой спине - он никак не мог вытолкнуть из себя несколько глотков коньяка. Пару раз ему это почти удалось, и тогда Саня пытался что-то произнести, но снова захлёбывался в кашле.
– Если вы решили его убить, - подал голос Портнов, - то это можно сделать и побыстрее. Если наказать… Кажется, Александр уже все понял.
Леденцов вздрогнул. Он не успел заметить, когда Иван Иванович вышел из ванной. Емельян Павлович усмехнулся и расслабился. Чёрная, бьющая фонтаном ненависть постепенно ослабевала.
– Сволочь ты, - просипел Саня, - и гад.
– Это он шутит! - Катенька схватила мужа за руки, как будто именно они были сейчас самыми опасными у Леденцова. - Я тебя люблю, хороший мой! Успокойся.
– Я спокоен, - сказал Емельян Павлович, - пошли.
Катенька замолчала и двинулась за мужем.
На сей раз он не чувствовал никаких угрызений совести - только мрачное удовлетворение. И очень хотелось спать.
Сначала Емельян Павлович не понял, кто его будит. Для коридорного мужик был слишком солиден и слишком дорого одет. Черты лица были смутно знакомы, но такой идеально выбритый череп Леденцов наблюдал точно впервые.
– Обед вы уже проспали, - сказал незнакомец голосом Портнова, - но поесть всё-таки нужно.
Емельян Павлович издал протяжный бессмысленный Звук, подскочил на кровати и схватился за голову. К счастью, его шевелюра оказалась на месте.
– Успокойтесь, - сказал внезапно полысевший Иван Иванович, - побрит только я. В целях скорее конспиративных, чем декоративных. Как самочувствие?
Леденцов потряс головой, не сводя глаз с Портнова.
– Ничего, кажется. Гудит немного.
– Это от голода. Кстати, если я вас не доставлю к столу через пять минут, местному ресторану грозит разгром.
– Катя? - сообразил Емельян Павлович.
– Обещала съесть скатерть.
Пробежка к ресторану окончательно вернула Леденцова в мир бодрствующих. За столиком их ждала только Катенька.
За трапезой он узнал много интересного, полезного и разного: дальняя разведка удалась; Катенька его простила, но снова обиделась из-за задержки к обеду; сегодня в казино состоится настоящая битва; Саня обнаружил информацию об очень крутом "отбойнике", которого готовил сам управляющий "Жар-птицей"; Катенька могла бы и сама заказать и все съесть, но не сделала этого из принципа; в этом ресторане очень долго несут салаты; Портнов идёт в казино вместе со всеми…
– Ого, - сказал Емельян Павлович, - все так серьёзно?
– Более чем. Это очень сильный мастер сглаза. Настоящий самородок. К счастью, пока неограненный. Он, пожалуй, посильнее вас будет.
Последнее замечание только раззадорило Леденцова. Он спросил, облизнув внезапно пересохшие губы:
– Он? От которого нужно спасать Вселенную?
– Скорее всего. Он может вас и по стене размазать.
Катенька, которая устала переживать из-за медлительности поваров, решила поддержать разговор.
– Иван Иванович! Может, ну его, этого вашего "отбойника"? Что, казино в городе мало?
Портнов нахмурился, откинулся в кресле и назидательно поднял палец. Однако от лекции (и от голодной смерти) госпожу Леденцову спас официант, несущий салаты. Наблюдая, как супруга постанывает от стремительного насыщения, Емельян Павлович задумался. Вчерашняя вспышка ненависти казалась теперь странной и глупой, сегодня Леденцов уже не рвался в бой. Да и вся эта история вдруг превратилась из весёлого приключения в военную операцию. С размазыванием одного из участников по стене. Стало неуютно.
– А вы уверены, - сказал Леденцов, - что какой-нибудь мастер какого-нибудь сглаза может навредить Вселенной? Вселенная большая…
– …но держится всего на нескольких простых законах сохранения.
Емельян Павлович сложил руки в умоляющем жесте.
– Я помню, что вы гуманитарий, - сказал Иван Иванович, - но эти законы действуют и в гуманитарной сфере. Например, слышали ли вы слово "справедливость"?
– Вообще-то слышал, - ответил Леденцов, - но ведь Мир несправедлив.
– Откуда тогда взялось понятие справедливости?
– Это такая мечта, - подключилась к беседе Катенька (с салатом было покончено в рекордные сроки, а горячее все не несли), - её несчастные люди выдумали, чтобы не так противно жить было.
– Должен вас огорчить, сударыня, - продолжил Иван Иванович, - человек ничего придумать не может. Он только пытается осмыслить всё, что видит. Справедливость, например, есть отражение в сознании законов сохранения.
– Допустим, - Емельян Павлович ковырял в салате без Катенькиного энтузиазма, - но при чём тут "отбойник"? Что он может сделать против вашего сохранения, если оно такое всеобщее?
