Они вспоминали все это, вновь и вновь рассказывая друг другу, и мечтали, что когда-нибудь вернутся туда. Когда-нибудь, когда им не нужно будет прятаться.
Запись пятая. Четвертое июня. Большое путешествие
Луч солнца скользнул прямо по лицу спящего мальчика, и тот поморщился и попытался открыть глаза. Оз не понял, что происходит, но, уловив краем сознания знакомый интерьер с голубоватой подсветкой над столом, подумал, что, должно быть, еще рано. Ему совсем не хотелось вставать. Ноги и руки ощущались непомерно тяжелыми, почти чужими, а голова — огромной. Это было словно и не его тело, но оно идеально удобно расположилось в ворохе теплых одеял, и Оз снова задремал, улетая куда-то прочь из клетки собственного существа.
— Вставай, — раздался уже привычный бесцветный зов Четвертой: она приходила к ним со Смотрителем по утрам ровно в восемь, будила и снова куда-то уходила, но мальчик не отреагировал, предпочтя сделать вид, что все еще спит крепким сном. Обычно это давало ему минуту-другую, потом Четвертая начинала монотонно действовать на нервы. Оз крепче ухватился за одеяло, натягивая его до ушей и готовясь к ежеутренней пытке.
Эмма провела рукой по щеке Оза, и мальчик смешно скорчился, переворачиваясь на другой бок. Но Эмма не начала требовать проснуться: вдруг хихикнула и весело, с какой-то нежностью в голосе бросила: «Эх ты, сурок». Оз замер и перестал дышать. А потом медленно, как в страшном сне, сел на постели и повернул голову, уставившись на дроида. Он открыл рот, но не смог выдавить ни звука. В голове вдруг зазвенело.
— Третья?.. — он смотрел на стальное лицо Эммы, на котором почему-то не было привычной обшивки, огромными глазами и ничего не понимал. Третья же на ремонте… Но вот она стоит перед ним и явно не знает, что делать. Волнуется. Оз попытался оглядеться, но Эмма вдруг резво загородила обзор, спрашивая какую-то чушь. У мальчика звенело в ушах, и он ничего не слышал, кроме навязчивого шума и собственного пульса. Оз сразу заметил, что он не в своей Комнате — эта была раза в три меньше, — хоть окружение совсем не бросалось в глаза. Видимо, дроиды перенесли сюда важные для него предметы, и это отвлекло внимание. Но лишь на мгновение.
— Эмма… — слабо позвал он, отодвигая Третью и поднимаясь на ватные ноги, но та вернулась на место и попыталась усадить Оза обратно на постель.
— Завтрак еще не готов, не вставай, а то будешь выть, что…
— Эмма! — вдруг заорал Оз, отчего она мгновенно подняла руки и чуть отъехала назад. Этого хватило, чтобы мальчик сорвался и подскочил к окну. Он замер и, вцепившись в занавеску, но так и не отдергивая ее, сипло спросил:
— Мы ведь уже не в Городе, верно? — Оз повернулся к дроиду, лицо которого теперь было до жути похоже на лицо бездушной Четвертой. Третья про себя пожалела, что не может отключиться самостоятельно — Смотритель специально убрал эту функцию.
— Мы уже почти в тысяче километров от Города… — призналась она, не выдерживая взгляда мальчика, и Оз побледнел. Потом, все так же глядя на Эмму, отдернул, наконец, занавеску, которая уже трещала от натяжения.
Снаружи было совсем не то, что он привык видеть с самого детства. Не заброшенные дома, с каждым годом выглядящие все более уныло, зарастающие мхом и грязью, покрываемые лесами на крышах. Не кривые тонкие деревья, стыдливо укрывающие собственными листьями и корнями растрескавшийся асфальт, по которому никто не ездил почти полтора века. Не сиреневое небо под куполом, такое близкое и родное, с чистым серебряным солнцем, плывущим по пластику городской «крышки». Не белый забор некогда кипящего жизнью лабораторного городка, в котором жил он сам, Смотритель и пять Эмм. Не его Город…
Оз, затаив дыхание, смотрел на мир, раскинувшийся перед его глазами, отделенный от него всего лишь тонкими слоями стекла. Он помнил по фильмам, что небо на самом деле голубого цвета, а не сиреневого — там, в Городе, его цвет искажался куполом. А здесь небо было бесцветным, отдаленно серым и с грязными лентами совсем не белых облаков. Оз не мог найти края этого неба, не мог даже представить, как можно дотянуться хотя бы до туч. Ужасно высоко. Слишком далеко, будто бы не в этом мире вовсе. Оз знал, что можно бесконечно долго вглядываться за горизонт, напрягать зрение до рези в глазах и все равно ничего не разглядеть. Но он пытался и щурился, различая легкую рябь раскаленного воздуха на границе с дорогой. Он пытался найти что-то знакомое, хотя бы след Города, но не находил. Даже краешка купола. Даже намека на то, что его дом, место, в котором он родился и вырос, все еще есть. Оз смотрел, забыв, как дышать, едва не грохнувшись в обморок от удушья. Эмма похлопала его по плечу, немного возвращая на землю, позволяя прийти в себя и сделать вдох. Прерывистый, неглубокий, чтобы потом снова выдохнуть.
И оказаться раздавленным. Утонуть и потерять себя под тяжестью огромного, неимоверно большого мира, где он, Оз, занимает ничтожно мало места и смысла. Где он не сможет ничего изменить. Небо слишком высоко, недосягаемо и огромно. Дорога, по которой ехал трейлер, едва заметна. Степь с едва виднеющимся пролеском — дикие и страшные, словно где-то там, между деревьев, удивительно прямых и наверняка толстых, затаился какой-то ужасный дикий зверь, ненавидящий людей так, как только может ненавидеть живое существо. Возможно, он даже ближе — залег в высокой траве, которая здесь — всего лишь в начале июня! — казалось, уже выше Оза. Он смотрел на мир, который оставили люди, который оставил людей. И этот мир показался ему невероятно уродливым. Испорченным. Неправильным.
— Как же так?.. — Оз плакал, не скрывая слез, даже не замечая этого. — Почему?! — он с трудом оторвал взгляд от окна и бившего в глаза света непривычно желтого солнца и повернулся к Эмме. А она не смотрела на него. Не могла ответить на этот удивительно всеобъемлющий вопрос о Смотрителе, о причинах, путешествии, транквилизаторе, мире снаружи. Эмма просто не представляла, что сказать, поэтому, вложив в голос как можно больше смирения, прошептала:
— Я не знаю.
— Лжешь! Говори, Эмма, почему Смотритель вышвырнул меня без прощания?
И дроид, почувствовав, как Оз использует Команду, опустила глаза.
— Он так решил сразу после смерти Юко, — начала Третья, и Оз сглотнул, боясь услышать продолжение, но в то же время понимая, что услышать просто необходимо. Ему было больно настолько, что голос дроида доносился сквозь звон в ушах и шум собственного пульса. Но он услышал: — Наверное, просто боится прощаться. Как и ты. Боится, что передумает и не сможет тебя отпустить. Или что ты передумаешь. Не-люди поверили тебе, и Смотритель не мог тебе позволить сдаться. А ты, казалось, был к тому готов, — Третья замолчала и вдруг уставилась на Оза: — Теперь ты просто не можешь вернуться. На это Смотритель и рассчитывал.
