- Что бы он ни задумал, его приказ не может быть нарушен, - Дирк взглянул на своего заместителя, сам не зная, чего ожидает от него. Вспышки гнева? Испуга? – И если вы не собираетесь ему подчиниться, скажите сразу, ефрейтор. Я имею в виду, будет проще, если я узнаю об этом сейчас, а не в разгаре боя, когда, быть может, вам придется прикрывать мне спину.
Трупный червячок сомнения, копошившийся в сердце Дирка, замер, стоило лишь увидеть лицо Крамера. Наверно, все это время он подсознательно опасался именно того, что Крамер струсит в последнюю минуту. В тот особый отрезок времени, на протяжении которого человеческий разум успевает продумать во всю глубину нехитрую, в сущности, мысль о прекращении собственного существования. Эта минута меняет людей. Дирк видел отчаянных смельчаков, которые могли беззаботно гулять под ураганным огнем, но рыдали, как трусливые юнцы, стоило оказаться в безнадежной ситуации. И видел тех, что отчаянно боялись, пачкая штаны и роняя из трясущихся рук винтовки. До тех пор, пока последняя минута не обнажала их естество, превращая в героев, которые сражаются, держа последнюю гранату единственной уцелевшей рукой.
Последняя минута не изменила Крамера. Взгляд Дирка он встретил, ничуть не изменившись в лице. И то, что находилось под этим лицом, тоже не изменилось.
Заместитель командира второго взвода лишь пожал плечами:
- Я принял этот приказ, Дирк, и я исполню его. Мне нечего бояться или терять. Мой полк больше не существует, мои товарищи мертвы, и сам я тоже мертв, хоть и в несколько ином смысле. Я пойду с вами. И если вы сомневаетесь во мне, скажите сразу, господин унтер, будет проще, если я узнаю об этом сейчас, а не в разгаре боя, когда мне придется прикрывать вашу спину.
Дирк ощутил, как ссохшиеся кости его мертвого тела налились тяжестью и силой.
- Мерзавец, - он не смог сдержать улыбки, - Слишком рано я произвел тебя в ефрейторы.
- Готовь представление в лейтенанты, старый пройдоха, сегодняшним боем я собираюсь заслужить его.
- Слушать вашу милую перебранку – одно удовольствие, - сказал неожиданно Мертвый Майор, - Но я осмелюсь обратить внимание господ офицеров на технические детали. Мы в окружении. Между нами и «Оттаром» примерно два километра траншей, на каждом повороте которых нас ждут лягушатники. Отдельные штурмовые команды, баррикадеры, заложенные мины, пулеметы в нишах. Уверяю, это ничуть не будет похоже на прогулку по Бурггартену[115]. В обычной ситуации я бы предположил, что потери составят двадцать-тридцать душ. Сейчас в нашем распоряжении едва ли дюжина, а если считать тех, что держатся на ногах – извини, Клейн – и того меньше. С этими силами штурмовать сельскую пивнушку, а не «Оттар».
Мертвый Майор был прав. Старый штабист, он никогда не позволял иллюзиям занять хоть малейший рубеж в своем сознании, и мысли его были четки, лаконичны и неизбежно правильны, как военные приказы.
Но сейчас он руководствовался тем опытом, что был получен им при жизни.
- Два километра, если мы будем двигаться в траншее, - Дирк провел пальцем ряд быстрых зигзагов, повторяя изломанные линии карты, - А если напрямик?
- Что?
- Кратчайший маршрут между двумя точками – прямая.
Палец Дирка еще раз коснулся карты, но в этот раз не стал петлять. Перелетел от одной точки к другой коротким резким движением. Словно взмыл над лабиринтами черных и серых линий, которые по какой-то причине потеряли над ним власть.
- Хочешь вытащить нас наверх? – уточнил Мертвый Майор недоверчиво.
- Да. Бывают моменты, когда мертвецам надо выбраться на свет Божий.
- Полная чушь. Наверху огонь такой плотности, что не проскочит даже жук.
- Но расстояние вовсе невелико. Я думаю, около трехсот метров.
- Это триста метров ада, унтер. В воздухе сейчас столько стали, что не видно неба.
- И еще танк, - вставил откуда-то из-за спин Рошер, про которого все забыли, - Эта проклятая «Пикардия», что ухлопала Херцога. Она торчит прямо перед нами, метров двести. И у нее достаточно пушек, чтоб пустить ко дну линкор.
- Им не достанется много работы, если мы быстро проскочим это расстояние.
- Это не ровное поле, - Мертвый Майор покачал головой, - Оно усеяно воронками глубиной с меловой карьер, мы не проскочим его в минуту. Это значит, что мы будем торчать на нем, когда французские корректировщики обрушат на наши макушки весь французский урожай свинца и стали за этот год. А они сделают это, как только сообразят, куда мы метим. Будь уверен, сделают.
- Значит, наш расчет будет на то, что они не успеют сориентироваться. Кроме того, они побоятся зацепить своих, ведь траншеи кишат французами.
- Стоит нам высунуться наверх, французы ударят в тыл. Подумай хотя бы об этом. Одним махом окажутся в наших позициях, выкатят наверх пулеметы и… Получить в самоубийственном героическом броске пулю в затылок – незавидная участь.
- Они не ударят в тыл. Мы оставим часть отделения здесь. Они задержат самых нетерпеливых на какое-то время. Которого нам должно хватить, чтоб добраться до «Оттара» и ссыпаться на тоттмейстеров сверху.
- Часть? Ты сказал – часть? – Мертвый Майор стащил шлем и раздраженно сплюнул, - Мальчишка, открой глаза! Сколько нас тут? Взвод? Рота? Какую часть ты собрался оставить?
- Останутся четверо. Трое нижних чинов – те, что самые молодые – и Клейн. Ефрейтор?
Коренастый ефрейтор с искалеченной рукой взглянул на него из-под седеющих, словно припорошенных порохом, бровей. Пулемет он держал бережно прижимая к себе, как дорогую сердцу игрушку.
Извини, Отто.
- Я все понимаю, - Клейн склонил голову, - Не в обиде, унтер. Сам бы с удовольствием принял участие в вашем марафоне, да сомневаюсь, что нога выдержит. Совсем отваливается, проклятая.
- Я надеюсь на вас и ваш пулемет, Клейн.
- Значит, в штурмовую команду семеро, - кисло заметил Мертвый Майор, - Из которых один калека.
- Классен свободно орудует одной рукой. И у него есть две ноги, что немаловажно. Он, затем Рошер, мой денщик Шеффер, Варга, вы сами, майор, и мы с господином Крамером. Да, выходит семеро.
- Будь здесь Жареный Курт, он охотно поставил бы талер на то, что из этих семерых ни один не доберется до «Оттара».
- Заключите со мной пари на его условиях?
- У меня нет талера.
- Тогда вы ничем не рискуете, майор. Вот мой талер, я сберег его при прошлом штурме.
Дирк достал монетку, серебро тускло и неохотно сверкнуло, как грязный потертый свинец, на миг осветив профиль человека с усами, цифру «1914» и надпись «Friedrich II Grossherzog Von Baden[116]».
- Этого не хватит даже для того, чтоб оплатить похороны.
- Но придаст силу нашему пари. Пусть живые рискуют головами за кайзера и Германию, с нас хватит и серебра. Ефрейтор Крамер, что скажете про местность?