– Здравы будьте, княгиня!
И быстро вышел, почти выскочил.
Михаил с недоумением посмотрел на удаляющегося брата, качнулся – хотел броситься вслед, но оглянулся с еще большим удивлением: я держала его за расшитый серебром рукав. И то ли просила, то ли приказывала:
– Не надо… Он должен побыть один, вы только разругаетесь – еще и неизвестно, чем кончится!
Как я оказалась на ногах, почему решила остановить Михаила, самой было непонятно.
– Как мы можем разругаться? – спросил Михаил, оторопело глядя на мои пальцы, все еще сжимающие его мощное запястье. – Я же князь, он не посмеет мне возразить!
– Не надо, – попросила я, отпуская его рукав. – Сейчас – не надо. Потом поговорите, успеете.
– Как скажете, княгиня, – согласился Михаил. – С Порфирием – это успеется. И что на него нашло?
Он не знает! Он не читает мыслей! Князь – а не читает!
Я была в затруднении: радоваться или огорчаться? Почти свыклась с мыслью, что именно княжеская гривна дала мне мою необычайную способность – и на тебе! Другой князь, тоже носитель княжеской гривны, а телепатии нет! Не телепает…
Значит, не в гривне дело? Или то, что дает Филумана, не способна дать никакая другая гривна? Хоть и сто раз княжеская?
– А почему вы – князь? Почему не ваш старший брат? – спросила я как ни в чем не бывало, усаживаясь на теплый мех. – Разве титул не по старшинству передается?
Михаил быстро взглянул на меня, как бы проверяя – не шучу ли? Убедившись, что нет, не шучу, сел рядом и разъяснил: – Титульное звание – и княжеское, и лыцарское – передается не старшему, а тому, у кого гривна. Вы этого не знали?
– Не знала, раз спрашиваю. А кто решает, у кого будет гривна? Отец?
– Вам и это не ведомо? Нет, отец тут ни при чем Его дело – породить. А кто из потомков выдержит объятие гривны, кто, наоборот, будет отвергнут – этого он знать не может. Это подсказывают волхвы. Святая церковь, конечно, не одобряет обращения к волхвам, но куда ж деваться? Наш отец, князь Никита, не раз их приглашал – все не хотел ошибиться. Ответ был уж больно уклончивый… Поначалу – и двадцать, и тридцать лет назад – волхвы вроде склонялись к тому, что По-рфирия гривна примет. А определенности не было. И вдруг, лет десять назад, князь Никита пригласил их опять, и они дружно указали на меня. И сколько их потом ни приглашали – на своем стояли: мол, я и только я способен, и никто другой!
Поэтому Витвину как сняли с остывшего отцовского тела, так мне сразу и передали.
– Витвина – это?..
– Вот она.
Михаил развязал шейный платок и ослабил шнуровку на груди, чтоб мне было лучше видно.
С неудовольствием я поймала себя на том, что следила не столько за появлением княжеской гривны рода Квасуровых, сколько за обнажающейся под шнуровкой бычьей шеей и могучей грудью Михаила.
Впрочем, гривна тоже была хороша. Широкая – пожалуй, что шире моей. Волшебно переливающаяся. Палитра переливов, кажется, все-таки уступала сиянию Филуманы – у Витвины преобладали зеленые с серебристым тона. Не отсюда ли цвета рода Квасуровых?
Михаил подождал, пока я не налюбуюсь, потом затянул шнуровку и, внимательно глядя мне в глаза, сказал:
– Прямота ваших вопросов, княгиня, – лучшее подтверждение вашей необыкновенной смелости. Но сами вопросы весьма странны. Вы спрашиваете о том, что известно любому ребенку. Зато сами выражаете свои мысли языком совсем непростым. И даже не книжным. Вы проницательны. Может, даже мудры неведомой мне мудростью. Но кто вас обучал? Где, в каких лесах и пустынях? Что за секретные старинные знания вы почерпнули у своих учителей? И почему явились миру только сейчас, через два десятилетия после гибели отца? Какие отшельники вас скрывали? Для чего? Как видите, мое любопытство велико, вопросов много. Сам я готов вам рассказать все без утайки – что бы вы ни спросили. И от вас хотел бы того же.
– Моя мудрость? – Я хмыкнула, вспомнив целую полку школьных учебников. – Она носит несколько теоретический характер. Если вам что-то говорит это слово. На практике, в окружающей меня здешней жизни, она… боюсь, она мало применима. Даже обо мне самой, нынешней, вы знаете, наверно, побольше меня. Вот, например, мне сообщили, что я единственная из женщин, кого гривна – как вы деликатно выражаетесь, – «не отвергла».
– Вторая, – поправил Михаил.
– Видите, я даже этого не знала. А кто же первая?
– Ваша прапрапра… и еще сколько-то «пра» бабка. Первая княгиня Шагирова, основательница рода. Ваше явление – второй княгини Шагировой – можно счесть великим знамением. Обещающим значительное потрясение основ, становление новых истин. Добрых или недобрых – неизвестно. Но то, что вы – знамение, поймут очень и очень многие. И многие же сочтут дурным знамением.
– Почему? – удивилась я. – Что во мне такого плохого?
– В вас? О нет, в вас нет ничего дурного! – засмеялся Михаил и погрозил пальцем. – Не заставляйте меня снова начинать говорить вам эти, как их, комплименты. Правильно я произнес ваше мудреное слово? Ну так вот. Вы можете быть как угодно прекрасны, но кому хочется потрясения основ? Только лихим людям. Хотите стать знаменем, собирающим вокруг себя лихих людей?
Я отрицательно качнула головой.
– А чего вы хотите, княгиня?
– Чтоб меня не убили в ближайшее время, – честно ответила я.
– Кто же вас хочет убить? – улыбнулся Михаил.
– Георг Кавустов. Знаете такого? Михаил кивнул.
– Вот. А есть и другие.
Я не стала объяснять, что одним из «других» оказался как раз его брат, Порфирий.
– И кто вас охраняет на постоялом дворе? – задумчиво поинтересовался Михаил.
– Никто, – вынуждена была признать я.-Лизавета вряд ли сойдет за надежную охрану.
– Княгиня, не согласитесь ли переночевать под моим кровом? – церемонно спросил Михаил, поднимаясь с лавки.
– А как я потом должна буду отблагодарить вас? – сразу уточнила я.
Он беззаботно рассмеялся:
– Никак! Это я должен буду вас поблагодарить – ведь вы окажете мне такую честь! Никодим, забери с постоялого двора веши княгини и ее Лизавету.
– Там еще моя карета с кучером Николой! – спохватилась я.
– И их забирай! – весело приказал Михаил. – Сегодня у нас будет праздник – столько гостей! Поварих предупреди. А завтра праздник будет у Селивана.
– Не надо праздника, – попросила я. – Особенно сегодня. Слишком уж неопределенным было мое будущее, и веселиться было преждевременно.
* * *
Лучшее из шагировских платьев было безнадежно испорчено кинжалом Георга и оставлено в покинутой фамильной усадьбе.
Услышав, что мы все-таки отправляемся в городскую шагировскую резиденцию, Лизавета весь вечер перебирала захваченный нами гардероб, предлагая то одно, то другое, но мне все не нравилось.
