- Не спрашивай, пьет ли, спрашивай, каков во хмелю, - негромко пробормотал сидевший рядом с Игорем начальник экспериментальных мастерских.
На том и разошлись, размышляя о том, а чем же в реальности предстоит заниматься Спецотделу и этому выдающемуся Рогову и как могут все эти пертурбации отразиться на индивидуальном бытии отдельных сотрудников.
II
Не прошло и месяца после того самого ученого совета, как целая бригада столяров и плотников уже заканчивала переоборудование пустовавшего на первом этаже административного здания большого углового помещения под шикарнейший – в этом мог, заглянув, убедиться каждый любопытствующий, пока доступ туда не прикрыли - кабинет с не менее шикарной приемной и рабочими местами для двух (!) секретарш и мощной дубовой дверью, а в институтских коридорах начали периодически замечать высокого и статного седоватого красавца совершенно кинематографического вида в идеально сидевшем и явно импортном костюмчике и в модном по тем временам узком темном галстуке с яркой алой полоской наискосок.
Поначалу о новом начальнике по специальной части мало что было известно. Разве что ни у кого не возникало сомнения, что приглашен он в их заведение лично Генеральным со всеми вытекающими отсюда правами и полномочиями. Производственные и вспомогательные отделы и институты, которые, в общем и целом, и так практически никаких контактов с подозрительной заграницей не имели, особого интереса к новому заму по режиму не проявили - раз назначен, значит так надо, и нечего лишний раз всеми этими делами интересоваться, себе же спокойнее будет. А вот в игоревом Институте, который благодаря неистовым усилиям Директора и, главное, общей толковости значительной части сотрудников, все заметнее выходил на международную арену, человек, которому отныне предстояло плотно курировать все относящиеся к этой самой арене дела и проблемы, вызывал интерес просто таки исключительный. Особенно, с учетом того, что отныне именно через его кабинет предстояло на финальной стадии проходить - или проползать, или пролетать, это уж как ему заблагорассудится - всем без исключения бумагам и делам: от заявки на посылку факса за рубеж или на проведение телефонного разговора с заграничным партнером и до предложений по организации разнообразных международных конференций, сотрудничеств и программ. Не говоря уже обо всех потенциально возможных в связи с этим командированиях как в дружественные страны Восточной Европы (желающих прокатиться по каким угодно делам в Монголию или Китай как-то еще не возникало), так и в недружественные государства Запада.
Поэтому заинтересованные лица использовали все возможные каналы, и постепенно из добытой по крохам информации начала вырисовываться следующая картина. Владимир Фомич Рогов был человек судьбы совершенно кинематографической. Как выяснилось, в течение чуть не двадцати лет он служил советским разведчиком-нелегалом где-то в Латинской Америке - то ли в Аргентине, то ли в Бразилии, а может даже и в Парагвае, не в мелочах дело - и под видом местного жителя плодотворно трудился на советскую разведку то ли ГРУ, то ли КГБ, кто их там разберет. Потом, по каким-то там их разведческим причинам он, таки, был разоблачен, арестован, судим и даже посажен в их латиноамериканскую тюрьму, но через какое-то время путем сложных комбинаций обменян на кого-то из западных агентов, в свою очередь, арестованных на бескрайних просторах нашей тогдашней страны. В результате он оказался на Родине, которую не видел чуть не четверть века. Прошел все положенные проверки, получил все положенные награды и в чине полковника был выведен, так сказать, за штат, поскольку обратно за кордон ему уже было нельзя в силу появившейся после разоблачения ненужной известности в кругах вражеских профессионалов, а преподавательские места в их системе были уже надежно разобраны теми, кто раньше сел и, соответственно, раньше вышел. Так что в качестве своеобразной и вполне почетной синекуры ему и подобрали пост заместителя Генерального по режиму, отмотивировав, не слишком заботясь о правдоподобии, появление такой должности в штатном расписании общецентровской дирекции непрерывным расширением международных контактов советской науки и техники и необходимостью держать эти контакты под надежным и квалифицированным контролем - как будто отдела кадров и первого отдела вкупе с кураторами из районного и городского КГБ было для такой важной работы недостаточно.
Но, как бы то ни было, Рогов в их заведении появился, и произошла забавная коллизия - человек, который двадцать лет вел свою каждодневную жизнь в относительно демократически устроенной стране с вполне развитой рыночной экономикой и соответствующим укладом, пусть даже и работал при этом на советскую разведку, теперь оказался в самом эпицентре совершенно иных и не слишком знакомых ему с практической стороны норм и правил режимного бытия. Неких последствий из такой ситуации просто не могло не быть.
III
Первый раз с новым режимником Игорь столкнулся, когда ему надо было отправить факс в Амстердам. Нужда в этом факсе была исключительная. Дело в том, что очередная статья из их лаборатории была послана в международный журнал, редакция которого находилась в Амстердаме, и примерно через три месяца после отправки рукописи Игорь получил письмо из редакции, в котором сообщалось, что статья вполне подойдет, и журнал готов ее напечатать, если авторы сделают кое-какие незначительные поправки, перечисленные в замечаниях рецензентов. Если редакция получит статью с поправками в течение двух месяцев, то она сразу пойдет в печать, а если авторы в два месяца не уложатся, то статья будет рассматриваться как новая и снова пойдет на рецензию, но уже другим рецензентам, которые могут высказать и дополнительные замечания, что публикацию, несомненно, отсрочит. Игорь быстро проглядел замечания. Они были пустяковыми, новых экспериментов не требовали, и всей правки было на пару часов работы. Порадоваться, однако, он толком не успел, поскольку тут же заметил, что письмо было ему отправлено как раз около двух месяцев назад, и до истечения опущенного ему на поправки срока остается всего одна рабочая неделя.
В общем-то, удивляться было особенно нечему: проблемы с почтой из-за бугра всегда были большими. Если на посланиях за рубеж отправлявшая их институтская канцелярия ставила свой штамп, из которого следовало, что содержащийся в конверте материал компетентными органами к отправке разрешен и дополнительного внимания бдительных почтовых властей не требует, то послания из-за этого самого рубежа никакого штампа о благонадежности, естественно, не имели. В результате, соответствующий отдел почтового ведомства, являвшийся составной частью государственной безопасности, в полном противоречии с разными там дурацкими законами о сохранении тайны переписки и всякой прочей либеральной чушью, работал с полной нагрузкой, внимательно эту самую переписку читая на предмет вылова нежелательной информации и, в конечном итоге, решая, стоит ли вообще доставлять именно эту корреспонденцию адресату. Учитывая, что в соответствии с естественным развитием событий количество корреспонденции из-за кордона на адреса советских учреждений и даже индивидуальных граждан непрерывно возрастало, а работников в этом читающем отделе, похоже, сильно не прибавлялось, то письма ожидали своего прочтения неделями и доходили (если доходили) до адресатов через самые невероятные сроки. На все жалобы недовольные получали один и тот же стандартный ответ, что задержка почты произошла за пределами границ Советского Союза, и отечественные почтари тут не при чем. Разумеется, все всё знали, но система работала, как было заведено. Отдельные случаи, подобные игоревому, никого не волновали. Кроме, естественно, самого Игоря, которому статью напечатать быстро и без повторной рецензии очень хотелось.
