Мне думается, вину за то большое решение должны делить между собой и те, кто принимает решения маленькие и незаметные.
Или мой отец. Если бы он серьезнее задумывался бы о своих крохотных, незначительных решениях, может быть, у меня была бы возможность обсудить с ним это теперь. С другой стороны, подходи он иначе к решениям, меня ведь могло не быть вовсе.
Я знаю, что наивен. Пытаюсь думать о том, чего не знаю. Но мне кажется, есть какие-то общие вещи. Ведь можно не понимать частностей, но знать главное. А в главном я почти уверен.
Для полной уверенности не хватает поддержки того, чьему слову я верю. Но отца больше нет, а мать не ответит. Она никогда не говорит о таких вещах, разве что подтолкнет на мысли…
Часть вторая.
СЕРЬЕЗНЫЙ ЗАКАЗ
— Зачем?
На мгновение Мунлайту показалось, что он глядит в зеркало. Но только на мгновение. Отражение потеряло четкость, стало прозрачным. А вернее, и не имело оно никогда плотности и не было отражением, скорее тенью. Дымчатый силуэт с размытыми чертами лица стоял перед Муном и светился знакомой улыбкой. Его улыбкой!
— Чего надо? — нагловато ответил Мунлайт, не особенно следя за манерами.
— Я говорю: зачем ты живешь? — повторил двойник.
Мун хотел схохмить, но язык вдруг перестал ворочаться, отяжелел и прилип к небу. Зачем он живет? А зачем живут еще шесть с лишним миллиардов: русских алкашей, безумных сынов Аллаха, зажравшихся обывателей из страны победившей долларократии, снобов из прогнившей наглухо Европы, улыбчивых неприхотливых китайцев и индусов, чернозадых аборигенов Африки, близких к природе почти так же, как макаки? Пусть хоть кто-нибудь скажет, зачем все они живут, и ему будет не трудно ответить на идиотский вопрос.
Но горло схватило спазмом, язык заиндевел, и все, что он мог, — это открывать и закрывать рот. Глупо, бесполезно, смешно.
— Зачем ты живешь? — повторил двойник. — Какая от тебя польза?
— Я животное гадливое, — ухмыльнулся-таки Мунлайт, хотя внутри все тряслось, как осина на ветру, — я почву унавоживаю.
— Зачем? — как заведенный повторил прозрачный дубликат.
И он вдруг почувствовал, что впадает в ступор. С одной стороны, хотелось ответить, причем смачно, чтоб заткнуть свою тень раз и навсегда, с другой — отвечать было бесполезно. Прозрачная дрянь спрашивала не для того, чтобы получить ответ. Ей было плевать на все ответы, она просто спрашивала Муна его же голосом, улыбаясь ему его же улыбкой в его же подковообразную бороденку. Вопрос был задан не для ответа кому-то, а для ответа себе. А себе ему ответить было нечего.
— Зачем? — снова произнес дубликат.
Голос его потерял Мунлайтовы интонации, стал механическим.
— Зачем?
— Иди к черту, — попытался отмахнуться Мун.
— Зачем?
— Отвянь!
— Зачем?
— Что зачем?
— В чем смысл твоего существования? — легко согласился уточнить прозрачный силуэт с его чертами лица.
— А твоего? — попытался перевести тему Мунлайт.
— Зачем? — Голос двойника потерял остатки человеческих ноток.
Мун сплюнул на пол и сел на койку.
— Зачем?
Он плотно заткнул ладонями уши, надеясь не услышать больше голос своей неудачной копии. Но голос проникал везде. Он существовал, кажется, сам по себе, и чтобы втиснуться в мозг, ему не нужны были органы слуха.
— Зачем тебе жить? — возникло в мозгу.
Мун грохнулся на койку лицом вниз, схватил подушку и закрыл ею голову и уши, чтобы только оградить себя от кальки сталкера Мунлайта, порожденной Зоной. Вопреки надеждам голос не пропал, он только хихикнул по-муновски гнусно и добавил:
— Ты не должен жить…
…Мунлайт дернулся и подскочил на койке. Заскорузлое, пропахшее временем и несколькими историческими эпохами одеяло сползло и валялось теперь на полу. Сердце долбилось с неимоверной частотой.
Мун чертыхнулся и сел, потирая виски. Прозрачного двойника он больше не видел с тех самых пор, как они с Рыжиком ходили на припять-кабана. Вживую не видел. Зато эта штука взяла моду приходить во сне. Сперва просто молча скалилась и смотрела, будто изучала. А в последнее время тень, как окрестил ее для себя Мунлайт, заимела привычку разговаривать.
При этом сны выглядели настолько ярко, что казались реальностью. Жуткой, пугающей. И он просыпался в холодном поту с зашкаливающим сердцем, долго пытаясь сообразить, где он и что произошло. А окончательно придя в себя, оставался с абсолютно испорченным настроением, тихо ругался и тер виски, словно пытаясь выдавить из головы прилипчивое видение.
Но тень была постоянна в своей навязчивости. И отшутиться или довести ее до исступления не выходило. Оставалось шутить над собой.
— «Персенчика», что ли, у Айболита попросить?
Хотя откуда у эскулапа «Персен»? Скорее, слабительного даст от врожденной вредности. При ближайшем знакомстве тихий доктор с седым ежиком коротко стриженных волос и ветеринарным образованием оказался не таким уж тихим. Язва в нем сидела еще та. В тихом омуте черти водятся. Народ говорит. А народ зря не скажет.
Он потянулся до хруста и встал с койки. В их избенке с ветхой крышей он находился один. Снейк, видно, вышел куда-то.
Айболит был верен слову. С их появления в лагере Резаного прошло полтора месяца, а Снейк уже передвигался на своих двоих весьма уверенно. Правда, Айболит, почувствовавший себя, видимо, настоящим доктором, бурчал, что если бородатый не хочет проблем с ногами в будущем, то амбулаторное лечение должно протекать несколько дольше.
Услыхав про «амбулаторное лечение» в первый раз, Мун не сдержался и выдал ядовитый комментарий. А Снейк заржал в бороду и по-доброму послал доктора в жопу. Айболит не обиделся, только рукой махнул, мысленно, видимо, посылая двух обормотов еще дальше. Впрочем, никто никуда не пошел, а тема, всплывая еще пару раз, превращалась в пикировку, так ничем, кроме упражнения в остроумии, и не заканчивающуюся.
Вообще за шесть недель острые углы и взаимное недовольство и настороженность как-то сгладились. В лагере Резаного установилась редкая для Зоны атмосфера доверия. Мунлайт с удивлением понял, что место заточения вдруг превратилось в базу отдыха.
Здесь было тихо и спокойно. Деревенька расположилась в несильно проходном месте. С одной стороны громоздилась Припять, в которую мало кому была охота нос совать, с другой — была зона тумана, про которую в тех же «Ста рентгенах» не трепали. А если о чем-то не говорят, это может значить только одно — об этом не знают. Либо второй вариант — говорить об этом опасно. Но в таком случае все одно шепоток пойдет. Ну и еще одно соседство время от времени звучало отдаленными выстрелами. С третьей стороны находилась «Свобода». И чего там эти отмороженные пальбу устраивали, Муну было не интересно. Не суются, и слава богу.
