Я протиснулся мимо нее, направившись к двери, и уже взялся за ручку, когда позади раздался глухой удар. Я тут же развернулся и успел поддеть фэбээровца в челюсть коротким джабом. Маргарита стояла, широко раскрыв глаза.
— Твоя сумка прямо на все случаи жизни, — заметил я с благодарностью. — Неплохо сработано, Мэгги.
Я присел, расстегнул ремень на фэбээровце и связал ему руки за спиной. Маргарита все поняла без слов и проделала то же самое с другим, уже начавшим приходить в себя.
— Кто они? — спросила она. — Что…
— Позже расскажу. Сейчас мне надо быстро добраться до знакомых и поведать историю газетчикам, чтобы все это попало в новости на радио и телевидение. Тогда они поостерегутся прикончить меня втихую. А уж я позабочусь, чтобы об этом узнала каждая собака.
Я вынул из заднего кармана серебристый цилиндр:
— На всякий случай, — сказал я. — Пошли это мне, Джону Джонсу, Итценка, Главпочтамт, до востребования.
— Хорошо, — кивнула Маргарита. — Я принесла тебе одежду.
Она вышла в коридор и вернулась с пластиковым пакетом и картонкой, в которой лежал костюм, потом достала пачку купюр из сумочки и вручила мне.
Я обнял ее:
— Послушай, малышка, как только мы расстанемся, возвращайся в банк, сними со счета пятьдесят тысяч и покинь страну. Конечно, придраться не к чему, разве что ты оглушила парочку взломщиков, которых застала в квартире. Но все-таки лучше исчезнуть. Оставь свой адрес на почте в Базеле, в Швейцарии, и я свяжусь с тобой, когда смогу.
Она принялась было спорить, но я ничего не хотел слушать. Через двадцать минут я уже вышел на улицу чисто выбритый, аккуратно одетый с пятью тысячами долларов в одном кармане и пистолетом в другом. Я неплохо поел, хорошо выспался и против меня не смогли устоять тайные агенты нескольких держав.
Мне удалось добраться аж до самого угла дома, прежде чем они меня сцапали.
— Ты слишком много потеряешь, — говорил генерал Смейл, — и ничего не приобретешь, если будешь продолжать упорствовать. Ты молод, энергичен и, думаю, умен. Ты располагаешь капиталом в миллион с чем-то и, будь уверен, мы оставим его тебе. А отказываясь от сотрудничества, ты вынуждаешь нас относиться к тебе, как к предателю, и обращаться с тобой соответственно.
— Слушай, чем это вы меня все кормите? — спросил я. — Во рту, как в помойке, и рука до локтя вся исколота. Вам не известно, что применение наркотиков — это незаконно?
— Национальная безопасность под угрозой, — отрезал Смейл.
— Насколько я понимаю, ваши методы не сработали, а то бы ты теперь не канючил.
— Ты нес чушь, — признал генерал. — Иногда даже на непонятном языке. Откуда ты появился, Легион? Кто ты?
— Тебе же все уже давным-давно известно, — заметил я. — Ты сам мне в этом признался. Я — парень, по фамилии Легион, из городка Маунт-Стерлинг, штат Иллинойс с населением в тысячу восемьсот девяносто два человека.
— Я — гуманист, Легион. Но если понадобится, я выбью из тебя правду.
— Ты? — я лениво ухмыльнулся. — Сомневаюсь. Скорее позовешь на помощь подручных баранов для грязной работенки. Единственное мое преступление заключается в тех знаниях, до которых так хотят добраться политики. И ради этого ты готов лгать, мошенничать, красть, пытать — и даже убивать. Ты это прекрасно знаешь, впрочем, как и я. Так что давай не будем дурачить друг друга. Уж я-то знаю, чего ты стоишь как человек, мистер генерал.
Смейл побелел:
— Не забывай, что ты в моей власти. Ты просто мерзавец, — проскрипел он. — Я пока еще не прибегал к крайним мерам, учти это при размышлениях. Я солдат и знаю свой долг. Я готов отдать жизнь, а если понадобится, то пожертвовать честью. И мне плевать на твое мнение, если я могу добыть информацию, которую ты скрываешь от моего правительства.
— Дайте мне свободу и попросите по-хорошему. Насколько я знаю, ничего ценного для военных я сообщить не могу. Но если со мной будут обращаться, как со свободным гражданином, я, может быть, и предоставлю вам возможность самим судить об этом.
— Скажи сейчас и будь свободен.
— А, ну, конечно, — отозвался я. — Я изобрел помесь ракеты с машиной времени, облетел всю Солнечную систему и несколько раз побывал в прошлом. А свободное от путешествий время я потратил на всякие изобретения. И вообще, я собираюсь запатентовать их, вот и не хочу раскрывать свои секреты раньше времени. Теперь я могу идти?
Смейл поднялся:
— Ты останешься в этой комнате до тех пор, пока мы не сможем обеспечить тебе безопасность передвижения. Это шестьдесят третий этаж небоскреба, окна здесь из небьющегося стекла, имей в виду. Насколько я знаю, из карманов у тебя конфисковали все. Правда, чисто теоретически, ты можешь проделать одну вещь: проглотить язык и задохнуться. И еще, дверь бронирована и взломать ее невозможно.
— Да, забыл сказать тебе, — заметил я, — мне удалось отправить письмо другу и сообщить все о тебе. Вот-вот появится шериф с постановлением на обыск.
— Никаких писем ты не отправлял, — отреагировал Смейл. — На всякий случай мы не оставили здесь мебели, чтобы ты не мог ее разбить. Тоскливо, конечно, провести свою жизнь в этой комнатушке, но если ты не согласишься с нами сотрудничать, ты останешься здесь навсегда.
Я молча сидел на полу и следил, как он покидает комнату. Когда он открыл дверь, я заметил двух охранников в коридоре. Хорошенькое дело: одиночество без уединения. Впрочем, я знал, что без присмотра меня не оставят.
Я растянулся на ковре, густом и пышном, вероятно, чтобы я не мог разбить себе голову назло им всем. Я чувствовал себя усталым. Допросы под воздействием наркотиков не улучшают сон. Но я не особенно-то переживал. Несмотря на уверения Смейла, вечно держать меня здесь им все равно не удастся. Я надеялся, что Маргарита сумела оторваться от них и поведает историю газетчикам. Такого рода вещи не могут оставаться в тайне. Или могут?
Мои мысли вернулись к словам Смейла, что под действием наркотиков я нес чушь.
И тут меня осенило: должно быть, они просто добрались до информации о Валлоне. Ха, это же надо! Они допрашивали меня в том состоянии, в котором я ни словечка не понимал по-английски. Я улыбнулся, потом расхохотался. Пока удача не покидала меня.
Стекла в окнах были двойными, в вакуумных алюминиевых рамах, запечатанных пластиком для лучшей изоляции. Я провел пальцем по раме. Дюраль. Если бы у меня был какой-нибудь нож, я бы, вероятно, мог отогнуть раму по краю и ослабить стекло… если бы хоть было чем по нему ударить…
Смейл действительно постарался на славу, вынеся все из комнаты и подчистую обобрав меня. Я был в рубашке, брюках и ботинках без галстука и ремня. У меня еще оставался пустой кошелек, пачка с двумя помятыми сигаретами да коробка спичек. А вот тут Смейл промахнулся. Я мог, например, поджечь волосы, и сгореть дотла. Я мог запихать в рот носок и подавиться или повеситься на ботиночных шнурках. Естественно, ничего такого я и не собирался делать.
