— Ну, честно говоря, ничего особенного. Мама иногда любила покопаться у меня в мозгах, но вообще-то она обращалась со мной просто как мама, — пожал плечами я.
— Я вижу, что она прекрасно воспитала тебя, Димитрис. Воспитателям будет с тобой легко. После всех тех «маугли» с пустошей и из фавел, которых им приходится приручать каждый год, они, наверное, не смогут тебе нарадоваться.
— Хм, — хмыкнул я, припоминая свое поведение в первый день в интернате. — Приятно, что вы верите в меня, Кэтрин, но, честно говоря, пока еще я не чувствую себя… м-м-м… примерным учеником.
— А ты думаешь, хоть кто-то чувствует себя иначе, попав сюда? — она улыбнулась. — Ты еще очень хорошо держишься. Поверь мне. Тебе, конечно, еще предстоит пройти много всяческих тестов, но мне и так хватает данных, чтобы сказать — тебя ждет большое будущее.
Я недоверчиво покачал головой.
— Ты даже не представляешь, как удачно все складывается. Очень хорошо, что ты попал к нам раньше, чем начался учебный год. Ты сможешь освоиться здесь, свыкнуться с нашими порядками, набраться опыта у старших товарищей. Когда в июле-августе сюда поступят твои будущие товарищи по отряду, ты сможешь стать мостиком между ними и этим миром. Ты станешь старостой отряда. Научишься быть лидером. Вести за собой людей. Ведь это важное качество для будущего астронавта, верно?
— А что, мне действительно удастся поступить отсюда в воздушную академию?
— А почему бы и нет? Мне кажется, что у тебя есть для этого все задатки.
— Мне сказали, что не я буду решать, куда поступать.
— Распределение будет производиться лишь после глубокого изучения твоего профиля. Это очень серьезный процесс, Димитрис. Будут учитываться все твои склонности, навыки, таланты, склонности. Никого никуда не определяют «с бухты-барахты». Нам нужно, чтобы ты стал блестящим молодым специалистом. А разве ты сможешь стать им на работе, к которой у тебя не лежит душа?
— То есть, если я захочу, то?..
— Каждый сам кузнец своей судьбы, — улыбнулась Кэтрин.
Я и сам не заметил, как в процессе этого разговора немного расслабился. Конечно, все это стандартные психологические приемы — эта Кэтрин просто специально пытается втереться мне в доверие. И все-таки услышанное от нее было намного более приятно, нежели все, что мне довелось увидеть и услышать ранее. Я поймал себя на мысли, что, может быть, несколько демонизирую интернат и всех, кто в нем работает. Может, стоит дать «Вознесению» второй шанс?
— Послушай, Димитрис, — Кэтрин вдруг вздохнула с несколько грустным видом, будто ей приходится переходить к несколько менее приятной части разговора. — Мне очень отрадно видеть, что я смогла немного развеять твою печаль. Общаться с тобой очень приятно. Ты определенно очень умный молодой человек, и быстро схватываешь то, на что другим требуется гораздо больше времени. И я уверена, что ты отлично со всем справишься. Но сейчас нам нужно перейти к некоторым официальным процедурам, хорошо? Ты должен пройти кое-какие тесты, обязательные для всех абитуриентов. Не бойся. Тебе потребуется лишь ответить на ряд вопросов.
— Я готов, — пожал плечами я. — Я надеюсь, мне для этого ничего не будут засовывать в голову?
— О, нет, что ты! — Кэтрин искренне засмеялась. — Я вижу, ты-таки получил сильный стресс из-за своего нанокоммуникатора. Это новая разработка: когда я училась, такого еще не было. Но знаешь, говорят, когда к ней привыкаешь — то она начинает казаться просто-таки незаменимой штуковиной.
— Мне не нравится, что через нее за мной могут следить, — прямо сказал я.
— О, прекрасно тебя понимаю, — кивнула доктор Митчелл. — Несколько некомфортно. Ты просто должен знать, что администрация интерната очень сильно обеспокоена безопасностью учащихся. Во имя этой безопасности, действительно, иногда приносится в жертву немного свободы. Это не очень приятно, но — такова политика. В прошлом году мы получили почетное звание — «самое безопасное учебное заведение на территории Содружества». За целый год среди почти тысячи учеников не произошло ни одного несчастного случая, если не считать нескольких спортивных травм. Это ведь замечательно, правда? Конечно, иногда хочется побыть немного наедине или пошушукаться с товарищами вдали от чужих ушей. Но ведь жизнь и здоровье — важнее, правда?
Вся эта аргументация показалась мне несколько притянутой за уши, но спорить я не стал. А доктор, тем временем, вернулась к упомянутым ею «официальным процедурам».
— Димитрис, я уверен, что тебе не терпится скорее встретиться со своим куратором и задать ему те вопросы, которые у тебя накопились. Чтобы закончить со всеми официальными делами, ты должен пройти в соседнюю комнату и пройти тест. Все очень просто. Тебе будут задаваться вопросы, а ты должен отвечать на них правдиво, не задумываясь. Хорошо? Компьютер будет анализировать твои ответы. Он поймет, если ты кривишь душой. Так что, прошу тебя — отвечай искренне.
— То есть, мне надо пройти проверку на «детекторе лжи»? Я уже проходил такой в Мельбурне! Дважды! — запротестовал я.
— Ну, называй это так, если хочешь, — улыбнулась психолог. — Все равно ничего страшного здесь нет. Прошу тебя, не бойся и не стесняйся. Каким бы не был правдивый ответ на вопрос — ты должен назвать его, не задумываясь. И это ни в коем случае не пойдет тебе во вред. Я клянусь, что за всю историю интерната никого еще не наказали за правду во время этого теста. А результаты тестов являются конфиденциальными. Лишь я, твой куратор и очень немногие люди из коллектива интерната будут иметь к ним доступ. Так что беспокоиться тебе совершенно не о чем.
— А что, если я не захочу ответить на какой-то вопрос?
— Ты, к сожалению, не сможешь. Ты должен дать ответ на каждый вопрос — иначе тест не будет окончен. Так что увильнуть не получится.
— А если я буду просто молчать? — упрямо спросил я.
Психолог вздохнула, укоризненно посмотрев на меня своими светящимися добротой глазами.
— Димитрис, ты же такой умный мальчик. Пойми — мы не враги тебе. В этих стенах все желают тебе только лучшего. Мой тебе совет — не волнуйся. Просто говори правду. Если ты будешь пытаться схитрить — система сразу же распознает неправду. Сделает вывод, что перед ней врунишка. И внесет всяческие нехорошие пометки в твое дело. Мол, смотрите, воспитатели, за этим мальчиком в оба, он любит соврать. Ты же этого не хочешь? Обмануть компьютер невозможно. Так что… давай не терять времени.
Как бы безобидно не пыталась преподнести все это Кэтрин, я почувствовал, как напряжение, покинувшее меня во время беседы с психологом, возвращается. Проходить тест на «детекторе лжи» мне не слишком улыбалось. Я вспомнил, как это было в Мельбурне. Ничего приятного. Но пограничников интересовало лишь то, не являюсь ли я потенциальным террористом, шпионом или преступником. Их интерес был мне понятен и, в принципе, я ожидал чего-то подобного. А зачем устраивать проверку здесь?!
— Димитрис, — прочитав на моем лице замешательство, произнесла Кэтрин. — Главная цель этого теста нарисовать твой психологический портрет. Понять твой характер, твои склонности. Это нужно для того, чтобы наши воспитатели могли максимально эффективно проводить обучение. Мы здесь не меряем всех по одной мерке. К каждому ученику мы пытаемся найти индивидуальный подход. Но как нам это сделать, если ученики будут утаивать от нас, кем они есть на самом деле, о чем они думают и переживают? Подумай сам.
«Индивидуальный подход?» — недоверчиво подумал я, вспомнив строй шагающий в ногу учеников, похожих друг на друга выражением лица как две капли воды. Однако препираться не стал. Предыдущий опыт уже показал мне, что лучше соглашаться с первого раза.
— Ладно, — вздохнув, я поднялся со стула. — Куда мне идти?
— Мой ассистент проведет тебя. Энджи, войди, пожалуйста!
Обернувшись, я заметил, как из двери, ведущий в смежный кабинет, показывается тощий чернокожий мужчина лет двадцати пяти с грустными чертами лица, в таком же, как у доктора Митчелл, белом халате.
