не остается ничего другого, кроме как пытаться решить проблему наземными средствами ПВО.
— Высота пять тысяч. Под нами территория, занятая противником — пришел новый доклад от капитана Пусэпа.
Это я знал и сам. А еще я видел, как стремительно разворачиваются в боевое положение мобильные прожекторные станции и занимают места у 88-миллиметровых пушек немецкие зенитчики. Казалось бы, хаотично разбросанная в радиусе нескольких километров техника стремительно обретала черты единого боевого организма. Внизу по-прежнему не светилось ни огонька, но неуклюжие с виду машины уверенно нацеливали выключенные прожекторы в нашу сторону, а за ними хищно разворачивались стволы зениток.
— Конвою двадцать градусов влево. Увеличить скорость до максимальной! — меня все больше напрягала эта целенаправленная суета на земле под нами.
ТБ-7 плавно качнулся, ложась на новый курс.
И тут вспыхнул свет.
С разных направлений на нас нацелились двадцать семь мощных прожекторов. Навести их с такой точностью, чтобы при включении попасть лучом в цель, летящую на пятикилометровой высоте, местные средства звукоулавливания и радиолокации не позволяли. Тем не менее, тактика использования прожекторов в противовоздушной обороне была немцами уже очень неплохо отработана при защите городов Рейха от ночных бомбардировок. Лучи заметались среди транспортных самолетов. ПС-84 начали один за другим попадать в пятна света. Внизу замелькали вспышки выстрелов — увидев цели, немецкие зенитчики немедленно открыли огонь.
— Конвой, семь градусов влево! — снарядам «флаков» предстояло лететь до нас около восьми секунд, и шанс избежать близких разрывов у транспортников был.
Вокруг самолетов, запутавшихся в лучах прожекторов, заплясали вспышки. Пока о повреждениях никто не докладывал, но было ясно, что без потерь мы не уйдем.
— Пять вправо со снижением сто!
Немцы подловили нас очень качественно. Рассредоточив технику на большой территории, они, сами того не зная, ввели в заблуждение вычислитель. Он не воспринял зенитки и прожекторы, как единое подразделение, представляющее для нас серьезную угрозу, и не подал сигнал тревоги.
Ситуация складывалась не лучшим образом, но против немецких зенитчиков работало три важных обстоятельства. Во-первых, транспортных самолетов было больше двух десятков, а подсветить их пытались только двадцать семь прожекторов. Понятно, что на одном самолете, пойманном в световое пятно, тут же скрещивалось еще несколько лучей. Таким образом получалось, что на одной цели фокусировались усилия нескольких прожекторов, а остальные транспортники ускользали от внимания противника.
Во-вторых, рассредоточение 88-миллиметровых пушек на большой территории затрудняло управление огнем с помощью дальномерных постов. Вместо того, чтобы управлять стрельбой всего дивизиона, или, как минимум, каждой батареи, дальномерщикам приходилось индивидуально выдавать целеуказания отдельным орудиям. Это снижало скорость и точность наведения и, как следствие, плохо влияло на эффективность зенитного огня.
И, наконец, сказывалось то, что мы пересекли фронт не точно над головами зенитчиков, а со смещением почти на два километра к западу от их позиционного района. Вот только боевого опыта у расчетов немецких пушек явно хватало, и для того, чтобы доставить нам массу неприятностей им не требовались идеальные условия.
— «Крейсер», здесь «Семнадцатый». Множественные пробоины в фюзеляже. Осколком перебило маслопровод. Правый двигатель скоро встанет. Теряем топливо из второго бензобака.
— «Семнадцатый», здесь «Крейсер». Продолжать выполнение задачи!
Давать поврежденному самолету команду на возвращение смысла не было. Разворачиваться под огнем зениток — чистое самоубийство, а в десяти километрах по курсу начиналась территория Ржевского котла, и уже там следовало принимать решение, покидать ли самолет, или пытаться дотянуть до ближайшего аэродрома.
Яркая вспышка на миг осветила небо. Один из транспортников получил прямое попадание и исчез во облаке взрыва, разлетевшись множеством обломков, разбрасывающих в полете фонтаны искр. Сам ПС-84 так взорваться не мог. Скорее всего, сдетонировал взрывоопасный груз.
— Десять градусов вправо! — отдал я приказ на очередной маневр уклонения и переключился на внутреннюю связь. — Капитан, разворот влево со снижением!
Бомб у меня не имелось, но позволять немцам и дальше безнаказанно расстреливать конвой я не собирался. Переделывая ТБ-7 в воздушный крейсер ПВО, я не планировал воевать с наземными целями, и теперь это сильно ограничивало мои возможности. Тем не менее, перед вылетом я заставил вычислитель провести анализ активности немецкой авиации в районе предстоящих действий и убедился в том, что ночные истребители противника в небе над Ржевом и Вязьмой в последнее время появлялись крайне редко. На ближайших аэродромах спутники их тоже не рассмотрели.
Исходя из этой информации, массированной атаки «дорнье» и двухмоторных «мессершмиттов» я не ждал, а для того, чтобы отбиться от одиночных охотников, волне хватило бы и пушечного вооружения. Поэтому в этот раз на реактивные снаряды РС-82 я приказал поставить контактные, а не дистанционные взрыватели. В результате я получил пусть и не слишком эффективное, но вполне рабочее оружие для стрельбы по наземным целям.
Как и в прошлом вылете, мой ТБ-7 нес двадцать четыре ракеты. Восемь из них были жестко нацелены вперед и могли стрелять только прямо по курсу. Еще восемь находились в двух поворотных пусковых установках, и, наконец, последняя восьмерка прикрывала заднюю полусферу.
К сожалению, развернуть поворотные пусковые строго вниз я не мог — не хватало угла склонения. Поэтому пришлось приказать командиру самолета войти в разворот. ТБ-7 наклонился, и теперь пусковые установки могли стрелять по наземным целям.
Я подождал пару секунд и чуть довернул направляющие, делая поправку на меняющуюся скорость бомбардировщика. Залп! Ракетам лететь двадцать три секунды. Семь километров — не шутка. Точность просто аховая. Рассеивание на такой дистанции составляет почти сто метров, но цели не защищены броней, а радиус сплошного поражения осколками у РС-82 достигает семи метров, так что шанс накрыть зенитки и прожекторы имеется. Ждать результата я, естественно, не стал.
— Капитан! Четырнадцать градусов влево и снижение под максимальным углом, — чтобы выпустить по противнику нацеленные вперед ракеты мне требовалось как можно сильнее наклонить нос самолета к земле.
ТБ-7 — машина тяжелая и совсем не такая маневренная, как истребитель или хотя бы пикирующий бомбардировщик. Пусэп четко выполнил приказ, но туша четырехмоторного тяжеловеса начала выполнение маневра плавно и с достоинством.
По глазам ударил яркий свет. Немцы не проспали ракетный залп и переключили внимание на наиболее опасную цель. Мой «крейсер» запутался в лучах прожекторов.
— Продолжать маневр! — зарычал я в переговорное устройство, разворачивая пушку в нижнюю полусферу.
По здешним понятиям стрельба из авиационной пушки на такую дальность — полный бред. Тем не менее, мои действия не были жестом отчаяния. Начальная скорость снаряда у ВЯ-23 — девятьсот метров в секунду. Стрелять я собирался почти строго вниз, что в данном случае весьма важно. Ну и не нужно забывать о
