Дверь была на ременных петлях и не заскрипела. Внутри горел свет — лампа-переноска на столике, — и кто-то спал на раскладной кровати, а молодой парень — белый — сидел за столом и… читал.
Дик метнул в него тесак с порога, и тот опрокинулся на пол, рукой ударил в стол, зашарил, пытаясь опереться и встать… но повалился ничком окончательно, дернулся и замер. Шума особенного не было, и тот, на кровати, продолжал спать.
На стояке кровати висела куртка — маскировочная куртка, не лохмотья. И синий берет с хорошо различимой эмблемой: черный глаз в перевернутой алой пятиконечной звезде. Дик показал большой палец; Джек кивнул, его буквально пронизывало лихорадочное возбуждение, но он удовлетворенно отмечал, что не суетится и не делает резких движений. Встав в угол, он взял на прицел дверь, пока Дик доставал шприц со снотворным. Но новозеландец, достав шприц, держал его в руке и почему-то смотрел куда-то на стену. Джек проследил за его взглядом…
Сперва ему показалось, что на стене висит зеркало. Потом он присмотрелся и понял, что это не зеркало, а диск из полированного металла. Странного металла. В глубине его словно бы переплетались дымные спирали. Движущиеся дымные спирали. Танцующие, живые, неостановимые…
— Дымящееся Зеркало… — изумленно выдохнул Дик, и спящий тут же проснулся. Мгновенно, но Дик, повернувшись, всадил шприц ему в шею. С еле слышным хрипом бандит — он тоже был белый, лет сорока — схватил воздух рукой, глаза закатились, и он мягко повалился обратно в постель. Дик, не обращая на него внимания, с еще большим изумлением пробормотал: — Дымящееся Зеркало…
* * *
В последующие несколько часов Джек вполне понял, что значили циничные слова офицера, в лагере преподававшего технику работы с пленными: «Чтобы дотащить пленного, можно бросить своего раненого, мальчики». Спутав бандиту руки и ноги, ему заткнули рот и, пропустив петлю под мышками, поволокли ползком, подтягивая груз за собой.
Вы никогда не втягивали восьмидесятикилограммового мужика на высоту три метра, перед этим его на такую же глубину спустив? А бесшумно и то и другое? Джеку раньше такого делать не приходилось. А бандит висел вроде этакого тюка и осложнял жизнь, как хрупкий, да еще и скоропортящийся груз с маркировкой «не кантовать!». И при всем том нельзя было даже выругаться.
Исчезновение «груза» может быть обнаружено в любую секунду. Что и произошло, когда они ползли через минное поле. Позади омерзительно, гнусно взвыла ручная сирена. Бледные, но пронзительно-беспощадные лучи вонзились в небо, словно туманные колонны из страшной сказки. Потом рухнули — бесшумно, мгновенно, — и все вокруг затопили резкие тени и яркий свет. В небе с хлопками зашипели, медленно опускаясь, «люстры», светившиеся мертвенно-белым. Простреливая все на уровне живота стоящего человека, заработали не меньше двадцати пулеметов.
— Па-а-чи-и-ка-а-ли-и… — пропел Андрей.
Они продолжали ползти рывками в периоды относительной темноты, и очереди несколько раз секли землю совсем рядом. Правее — жих, жих, жих! — проскакивали по тропе автомобили. Отрежут от холмов — кранты, это Джек понимал, а Дик с Андреем тем более.
Дик начал сигнализировать фонарем, давая наводку, чтобы помогли. Джек, как раз тянувший пленного, вдруг понял, что невольно скрипит зубами. От перенапряжения чернело в глазах, и в черноте важно плавали разноцветные зыбкие и яркие круги. Но бессилия, которое он, бывало, испытывал раньше, сталкиваясь с трудностями, не было — ощущалось только остервенение, помогавшее выдерживать… Остервенение и отстраненность от опасности в сочетании с четким ее осознанием — это характеристики солдата. Настоящего.
— Пет! — раздалось впереди, и стропу перехватила рука Эриха. Немец вынырнул из темноты на краю минного поля. — Скорей!
Подбежавшие Жозеф и Дик несли шест, который продели под связанные руки и ноги бандита. Иоганн возник тут же.
— Они… уже обходят… — одышливо сказал Дик. — Жозеф, «двушку», быстро! — Он закинул трубу за плечо. — И выпсуков… наверняка…
Дождь перестал еще вчера вечером, но земля была еще сырой. Елена, шедшая последней, рассыпала из пакета борную кислоту, Эрих на ходу выматывал на локоть тонкую бечеву. Снова приходилось бежать, бежали только с головным дозором, не прикрываясь с флангов. Справа взрыкивали, приближались моторы, а сзади, вдали раздался металлический лай. Не больше трех километров… две мили…
Эрих затормозил и присел у куста. Джек заметил, что немец пристроил в развилке «консерву» и ловко протянул и замаскировал растяжку. Через полсотни шагов он оставил еще одну, но пустую, еще через сотню — третью пустую, еще через сотню — четвертую… пустую! А потом — снова с гранатой.
Джек принял шест. Впереди бежал Густав, бандита мотало, как мешок, и при этом он, скотина, еще и хрипел! Так, что заглушал постепенно затихающую перебранку моторов.
Погоню надули, проскочив под самым носом. Потом коротко треснул взрыв гранаты…
Стандартная ловушка. Напоровшись, погоня начинала осторожничать, снимать пустые растяжки, тратя время. Но растяжки были пустыми, осторожность отступала, и погоня влетала на вторую гранату. И т. д. и т. п. А для выпсуков — борная. На них она действует как на обычных собак…
— Вертушка! — заорал Ласло.
В небе плыл вращающийся яркий огонь, слышался свист винтов. Лучи прожектора побегали по земле, резко, отчетливо высвечивая все на ней.
Иоганн указал направление — к подножиям холмов. Когда вертолет пошел над ними, отделение уже бежало вдоль гряды, в шаге от текущей стены света.
Это был сумасшедший, нервный бег. Они бросались из стороны в сторону, чтобы оставаться в тени, а луч прожектора бежал, как пулеметная строчка, и был не менее опасен. Это походило на пятнашки со смертью.
Вертолет ушел далеко вперед и возвращался стороной, продолжая светить. Отделение остановилось, Джек с Густавом сбросили шест, и Иоганн тихо, но резко бросил:
— Осторожней, ч-ч… Он нам целым нужен.
Андрей рыскал вокруг, даже взбегал на холм.
Вернувшись, сказал с одышкой:
— Отстали. Ни черта не слышно.
Снова помолчали. Джек слышал, как все вокруг тяжело дышат. Потом с изумлением ответил:
— А ведь светает! Ночь прошла?! Прошла, надо же…
— Кинем еще километров пять. — Иоганн вдруг тихо засмеялся: — Неплохо получилось, а?
— Ласло — часовой. — Иоганн широко, с яростным хрустом, зевнул. — Через час — Жозеф, потом — я. Спать, всем спать…
…С рассветом остановились в небольшой рощице в основном из живых деревьев. Пленному, не дожидаясь, чтобы проснулся, вкололи еще снотворного, а сами засыпали — от схлынувшего перенапряжения и физической усталости — практически стоя. Но Джек, укладываясь рядом с Диком, все-таки спросил:
