«Хур-раг… »
Предводитель тумена вонзился в дикое месиво туманных чудовищ и… оглох. Успев заметить, что снёс собою намеченную голову, а вместе с ней ещё несколько соседних, не менее пугающих, он, не встретив никакого сопротивления, провалился в Никуда. Будто, решив покончить с собой, прыгнул с обрыва. Нойон продолжал что-то кричать; его рот дёргался до судороги в челюстях. Брызгала слюна, похожая на пену, но крик не рождался. Умер, как и прочие звуки этого мира…
Темник уворачивался от летящих ему навстречу белёсых теней. Некоторые пронзал ударами копья, но рука проваливалась в пустоту. Конь продолжал скакать, совершая неестественные движения. Он судорожно, будто бы по инерции, перебирал ногами, его тело била ощутимая, крупная дрожь. Она передавалась всаднику. Конь хрипел… А может, испуганно ржал, но звуков не было слышно. Не было шума боя. Не было команд и предсмертных стонов.
Не было ничего. Мёртвая тишина. Давящая, сковавшая голову железным обручем…
Хасанбеку показалось, что во всей степи остался он один. Вокруг не было ни единого всадника. Впрочем, самой степи не было видно тоже. Лишь белёсая туманная дымка, да замедленные движения лошадиных ног.
Шевелились они, словно во сне. Нехотя. Вполсилы.
Копыта мягко, без стука касались шевелящихся волн седого ковыля. Не отталкивались, а именно касались. Ковыль клубился под ногами коня, напоминая собой облака. А может, это облака и были… И бег коня по облачному краю всё больше и больше напоминал полёт, с вытянутыми вперёд и почти остановившимися ногами.
«Не-е-е-ет… » — яростно, хоть и бесшумно, шевеля перекошенным от бешенства ртом, темник стиснул копьё так, что ногти врезались в древко. Осыпав ударами пяток крутые бока своего скакуна, он заставил его перейти на галоп и… врезавшись в большое пушистое облако, никуда из него не выехал. Завяз, остался в белом мареве. Выпустил из рук копьё, схватился за глаза и, неотвратимо падая в какую-то бездну, ничего не видя вокруг, понял, что ОСЛЕП.
…Солнце уже почти упало в немыслимо далёкую полоску чёрного ковыля, росшего лишь ТАМ, за окоёмом, когда до Орды, оставшейся на месте тризны, донеслись еле угадываемые звуки боевого клича: «… у-у… ур… ра… а… »
Воины встрепенулись. Над выстроившимися колоннами поднялся гул голосов. Руки самопроизвольно потянулись к оружию, а когда из темнеющей степи прилетели отголоски хриплого ржания — сотни лошадей ордынцев отозвались встревоженным криком. Сначала разрознённо, поочерёдно, потом всё чаще, всё сильнее, сливаясь в единый будоражащий вопль. В разразившейся сумятице кому-то почудились звуки начавшейся битвы, а может, у этого нукера и вправду был поистине нечеловеческий слух…
Нойон, возглавивший осиротевшее войско после исхода Чёрного тумена, отреагировал молниеносно, и вот уже несколько разведчиков рванули с места, судорожно нахлёстывая скакунов.
Спустя малое время три больших отряда в полном молчании устремились вперёд, пыля по степи в последних закатных лучах. Они спешили на выручку, туда, где скорее всего нарвалась на засаду их Тугургха цэриг, гвардия Великого Хана. Последнее, что могли рассмотреть остающиеся, — когда всадники достигли незримой черты и уже начали сливаться со своими тенями, две крайние колонны принялись резко уходить в стороны, начиная обходной манёвр. Больше ничего увидеть, а равно и услышать, оставшимся не довелось. Великое Небо, сравнявшись по цвету с землёй, скрыло до поры видения, а степь поглотила все звуки, она точно превратилась в бескрайний войлочный полог.
Лишь глубокой ночью, должно быть держа направление на огонь сторожевых костров, из онемевшей степи вернулся один отряд. Вернулся измотанный, но весь до последнего воина — невредимый. Хмурые нукеры, спешившись и обосновавшись у костров, говорили разное.
Одни утверждали, срываясь на крик, что ни о какой внезапной засаде, а тем более о битве не только не стоит чесать языки, но даже поминать вполголоса на ночь — впору обратить на свою голову внимание демонов. Ой, не обошлось здесь без шайтанов! Не обошлось! Не могла доблестная Тугургха цэриг полечь вся, до единого воина. Тем более — погибнуть ТАК БЫСТРО!
А кто-то говорил коротко, и выходило, что по всей обозримой степи, а в связи с темнотой, и необозримой тоже — ни ржания, ни крика, ни звона мечей. Ни-че-го… И эти слова также будоражили кровь в жилах нукеров Главного войска, воинов всех шести оставшихся туменов. И будоражили даже, пожалуй, больше, чем упоминания о демонах. Большинство же вернувшихся попросту отмалчивалось. Причём, было видно, что они сами ничего не понимают.
Как бы там ни было, невозможное свершилось: Чёрный тумен исчез.
Наутро, когда солнечный свет пробился сквозь чёрную тушь ночи и разбавил темноту до светлого марева, одному из разведывательных чамбулов посчастливилось наткнуться на след гвардейцев. Шаг за шагом следовали разведчики по истерзанной тысячами копыт траве, угадывая и воссоздавая по крупицам то, что произошло на самом деле. Дольше всего они задержались в низине, тщательно выискивая ответ в торопливых водах ручья, разве что только не обнюхивали кусты, как дикие звери. След, потерянный было в пышных травах, был вскоре обнаружен, и следопыты с удвоенной энергией заспешили вверх по пологому склону, где вскоре и ожидало их величайшее потрясение. След не просто терялся среди трав, не просто дробился на каменистых участках…
СЛЕД ОБРЫВАЛСЯ.
На полном скаку лучший тумен Орды исчез, как будто провалившись под землю или растворившись в воздухе.
На том и порешили, бормоча заклятия-обереги и нахлёстывая коней, торопясь воротиться назад.
И лишь Гулда, нукер из первой тысячи Серого тумена, один из лучших следопытов, молчаливо стиснув челюсти, покачивал головой: нет, не под землю! Только в воздухе… только на Небо… иначе не валялся бы на примятой траве амулет его земляка и боевого побратима Хутуг-анды…
Амулет того, кому Гулда, единственный из всего войска, не удержавшись, послал вдогонку боевой клич, когда Чёрный тумен только начинал свой проклятый путь в неизвестность, и ещё не слилась с другими широкая спина побратима.
Воин разжал кулак и посмотрел на ладонь — разорванный сыромятный бело-жёлтый ремешок тут же самопроизвольно расправил свои неправильные кольца, освободил для взора отшлифованный кусочек причудливо вырезанной кости, в котором больше всего угадывалась голова лошади. Потом протянул ладонь вверх, как можно ближе к Небу, показывая побратиму его оброненный оберег. Прошептал слова молитвы. Помолчал. И только после того — нащупав концы ремешка, решительно завязал их у себя на шее. Осторожно, тремя пальцами огладив лошадиную голову, спрятал под кожаными доспехами эту страшную находку.
