— Слушайте, - сказала Ивик, - а давайте я тоже останусь, а? Втроем веселее.
Подруги уставились на нее.
— Да ты что, Ивик, - пораженно сказала Ашен, - не надо! Мы же с Даной будем, я не одна. Спасибо, конечно… Но как же твоя мама?
Ивик махнула рукой.
— А что мама?
Она замолчала. Объяснить Ашен, что она вовсе не так уж стремится увидеть маму - было невозможно. Наверное, подумала Ивик в очередной раз, я страшный моральный урод. Ашен вон как любит родителей, а я… Для Ашен мама и папа - это все, весь мир, все остальное даже в сравнение с этим не идет. И она не может представить, что есть такие уродки…
Может, конечно, Ашен переживает, что родители могут погибнуть, ведь они на Триме работают. Как агенты. И действительно, это очень опасно. Но Ивик знала, что дело не в этом.
Впрочем, ее родители никогда и не подвергались опасности.
— Да я лучше с вами тут останусь, - сказала Ивик.
Она долго готовилась к тому, чтобы написать маме - Ивик была уверена, что мама будет возражать и возмущаться, и готовилась к долгому спору, и даже подозревала, что в конце концов, может, придется и уступить.
Но от мамы пришел вполне спокойный ответ. Она, правда, уговаривала дочь приехать на каникулы, но в целом писала "делай, как хочешь". Начала смиряться с тем, что Ивик становится взрослой?
Диссе больше расстроилась, от нее сразу же пришел ответ, который вызвал у Ивик тяжелые угрызения совести - бросила старую подругу.
Но слишком уж хотелось пожить в квенсене спокойно.
К Пасхе весна разыгралась окончательно. Как это, оказывается, здорово, думала Ивик, весна в северных широтах. Когда несколько месяцев земля лежит, скованная снегом и льдом, и уже смертельно надоел этот снег и холод, и потом как взрыв - сброшены ледяные цепи, бегут ручьи, потоки, как во время сезона дождей, только небо - ослепительно-синее, без облачка, и земля проталин дышит освобожденно, и пробиваются желтые нежные первые цветы. На родине Ивик в это время леса и сады покрывались ярким, крупным, обильным цветением, здесь же - только блеклые снежники, но они казались красивее магнолий и рододендронов, они были первыми, на них специально ходили смотреть.
Квиссаны разъехались на две недели. Осталась часть старших - для охраны и некоторых хозяйственных работ. Дэйм тоже оставался в квенсене. А младшекурсники разъехались все, и трое девчонок остались в спальне в полном одиночестве.
Это действительно было здорово. Длинная всенощная на Пасху, где и народу-то было немного. Никаких занятий, вообще ничего делать не надо было, разве что мыть спальню иногда. Брать книжки из библиотеки и читать, бродить по окрестностям, по лесам, еще Ашен много рисовала, а Дана играла на скрипке. Ивик же часто бренчала на клори, и начала сочинять стихи про весну.
Вставай, вглядись и слушай!
Рассеян мрак ночной.
Встает большое утро
Над светлою землей.
Вперед лучи помчались,
Пронзив голубизну,
И птицы раскричались,
Приветствуя весну…
На хозяйственном дворе квенсена содержались лошади - десятка два. Дорога до Ланса была грунтовой и не всегда проходимой для машин, даже бронированных внедорожников, поэтому нередко лошади использовались как транспорт. Сейчас дорога была неплохой, и лошади бездельничали, поэтому квиссанам - а многие любители помогали на конюшне - разрешали иной раз прокатиться верхом. Дэйм частенько проводил время на конюшне, и Ашен напросилась как-то покататься. Ивик впервые в жизни села на коня. Дана и Ашен, оказывается, уже имели опыт в этом занятии. Катались вчетвером с Дэймом по лесным тропинкам, там, где дорога была пошире, переходили на рысь. Ивик досталась невысокая кряжистая гнедая кобыла по кличке Зорька. Она вечно отставала от других, не любила бегать рысью, зато была спокойной, а вот Дана как-то слетела со своей взбрыкнувшей породистой Лори, тонконогой и вороной. Дэйм в одно мгновение - Ивик поразилась, как быстро может реагировать человек - оказался на земле и подхватил Дану на руки, будто малыша.
Дэйм для своих 15 лет был высоким и крепким, одним из самых высоких на своем курсе. А Дана - наоборот, хрупкой малышкой. Но все ж-таки удивительно, как легко держал ее Дэйм, так держат младенца, будто совсем не чувствуя тяжести.
— Ты как? - спросил он хриплым баском.
— Да нормально, - Дана улыбнулась, - ты что? Я даже не ушиблась почти.
Дэйм вдруг покраснел. Поставил девочку на ноги.
— Точно ничего не сломала? - спросил он. Дана подпрыгнула на месте, засмеялась.
— Не-а, все цело, вот досада-то!
И схватилась за луку седла, закинула ногу в стремя.
— Извини, я испугался, - Дэйм вскочил в седло, - поехали дальше.
Вечерний свет ложился на пол косыми квадратами. Ивик всегда любила этот час, когда солнце смотрит на землю от самого горизонта, не бьет беспощадным светом, а мягко льется, высвечивая четкие линии зданий, деревьев, лиц. А потом свет краснеет, синеет и исчезает потихоньку.
Дана убрала скрипку в футляр, потрясла кистями рук.
— Ух, даже устала… Ивик, а ты сыграй что-нибудь, а?
— Да я ведь играть толком не умею, не то, что ты…
— А ты спой, ты так поешь хорошо.
Ивик стала перебирать струны. Запела известную квиссанскую песню - кто ее написал и когда, никому неведомо. И правда, петь у нее получалось хорошо, и голос стал будто посильнее, чем раньше.
Светят луны на небе,
Спят квиссаны в ночи.
На окошке не гаснет
Огонечек свечи.
И с подругою милой
Друг сидит у окна,
И теплом их укрыла
Той ночи тишина.
Ашен и Дана подхватили припев на два голоса.
Любовь моя! Пока мы вдвоем,
Нет боли и смерти нет.
Хранить меня будет в бою, под огнем,
Глаз твоих ласковый свет.
Ивик пела дальше, как дарайцы прорвались сквозь посты, напали на квенсен, и вот бой, и дарайцев перебили, а подруга, смертельно раненная, умирает на руках любимого. Это была одна из тех песен, которые не пели на гражданке, они не уходили дальше того квенсена или боевой части, где были сочинены, или же распространялись только среди гэйнов, и лишь среди них имели какую-то ценность. Но для девочек песня была и живой, и пронзительной. У Ашен на глазах даже слезы выступили.
Ивик замолчала. Ашен тяжело вздохнула и сказала.
— Хорошая песня. А говорят, ее Верс запретил к распространению. Ну или не рекомендовал.
— Почему? - изумилась Ивик, - что тут такого особенного?
— Это… пессимизм, вот, - объяснила Ашен, - пораженческие настроения. Мы должны петь только про то, как мы всех врагов победим, всех перебьем и вообще все классно…
Ивик фыркнула.
— Но в жизни же не так… и что тут плохого, одно дело песня, а другое…
