Здесь же, у холодильника, валялся скелет собаки.
Тавель засмеялся: эта собака тоже, наверное, хито. Наверное, среди собак тоже есть хито. Эта собака-хито пряталась в запертой квартире, она не хотела уходить с другими, более послушными собаками в спецпоселение, чтобы начать новую чистую жизнь в одной из отдаленных коммун юга.
В левой руке Тавель держал стеклянную флягу.
В Хиттоне много укромных уголков, смеясь, сказал он. Их так много потому, что еще не все квартиры обысканы черными солдатами. Ему, Тавелю, нравится эта квартира. Они с Садалом отдохнут в этой квартире.
Следуя за Тавелем, Садал перешагнул валяющийся посреди комнаты белый китель высшего офицера бывших королевских войск. Китель был запылен и покрыт бурыми пятнами. Такие же бурые пятна, густо поросшие плесенью, тянулись по коридору к дальней комнате, дверь которой оказалась крепко запертой изнутри. Возможно, она была подперта тяжелой мебелью.
Там лежит еще один скелет, засмеялся Тавель. Здесь лежит скелет собаки-хито, а там лежит скелет человека-хито.
Тавель не стал взламывать дверь.
Скелеты не мешают, засмеялся он и присел на пол рядом с диваном, из дыр в обшивке которого лезли куски желтого мерзкого пенопласта.
Смеясь, Тавель хлебнул из плоской стеклянной фляги.
Хороший город Хиттон.
В хорошем городе Хиттоне много укромных мест.
Не целясь, Тавель трижды выстрелил из люгера в зеркало. Звонко и весело посыпались обломки стекла.
Замечательный город Хиттон.
В замечательном городе Хиттоне развлечений хватит на всю жизнь.
Не целясь, Тавель сбил выстрелом бронзовую фигурку Будды, сидевшей в углу комнаты на особом возвышении. Срикошетив, пуля снесла задвижку шкафа. Странно шурша, посыпались на пол школьные тетради и фотографии, пожелтевшие от сырости и от времени.
Конура истинного хито.
Тавелю было невыразимо смешно.
Он догадывается, сказал он Садалу, где сейчас находится бывший хозяин этой квартиры. Его скелет лежит рядом, в запертой комнате. Судя по брошенному на полу кителю, бывший хозяин этой квартиры был одним из высших офицеров бывших королевских войск. Сейчас его скелет лежит в запертой комнате. Скелет хито, конечно, там, он никуда не мог деться. Крысы вряд ли растащили скелет. Зачем им кости, если они съели плоть, когда-то облегавшую эти кости?
Тавель смеялся.
Крысы!
О, крысы быстро разделываются с хито. Б подвалах крысы загрызают хито до смерти. Таких высших офицеров, как бывший хозяин этой квартиры, мы не расстреливали, визгливо смеялся Тавель. Мы просто забивали их мотыгами. У нас было мало патронов. Сейчас патронов еще меньше. Но если бы ему, Тавелю, вернули его офицерский корпус, он, пользуясь помощью Кая, в три месяца уничтожил бы всех хито, от северных гор до морских побережий юга.
– Хочешь взглянуть на скелет хито? – спросил Тавель Садала.
Доктор Сайх учит: хито – это враги. В соседней комнате должен лежать скелет хито, врага. Доктор Сайх учит: хито – это извечные враги. В соседней комнате должен лежать скелет хито, извечного врага. Этот хито предал революцию, он наказан. Этот хито предал другого, он уничтожен. Приятно сознавать, что еще от одного хито остался только скелет.
Кай!
– Ты только что убил последнего хито, – равнодушно напомнил Садал. Ему было трудно подбирать слова, но он подобрал эти несколько слов, потому что еще помнил старика. – Ты только что застрелил последнего хито на мостовой. Может, это правда последний хито.
– Их много, – скрипнул Тавель зубами.
В некоторых провинциях хито почему-то становится все больше.
Убьешь одного, на их место встают двое.
Это непонятно.
Они воруют оружие, они отнимают патроны у армейских патрулей. Они осмеливаются нападать на некоторые спецпоселения. Черных солдат они убивают, но детей уводят с собой. Почему-то хито никогда не убивают детей. Это странно. Они всегда уводят детей с собой.
Тавелю было невыразимо смешно, он смеялся, всей спиной прижавшись к дивану. Они уводят детей с собой, хито, вредные элементы. Они не понимают, каких детей они иногда уводят!
Приступы смеха душили Тавеля.
Генерал Тханг, визгливо смеялся Тавель, не производит впечатления тонкого и умного человека, но он, Тавель, знает, что генерал Тханг перехитрил хито. Разумеется, это не означает, что генерал Тханг вообще тоньше и умнее всех. Будь у него, у Тавеля, его офицерский корпус, он за три дня показал бы, кто в этой стране является человеком поистине тонким и умным.
– А может, есть смысл встретиться с некоторыми хито? – визгливо смеялся Тавель, расплескивая содержимое плоской фляги. – Может, есть смысл тайно договориться с некоторыми хито? Говорят, среди них есть настоящие бойцы, на таких бойцов впоследствии можно было бы опереться. Эти хито мало едят, но у них крепкие умелые руки.
Ему, Тавелю, надоело бродить среди руин Хиттона. Ему, Тавелю, надоели проповеди доктора Сайха. Доктор Сайх и генерал Тханг отняли у него офицерский корпус.
Скрипя зубами, Тавель расстреливал из люгера пожелтевшие фотографии.
Клочья фотографий взлетали над полом, снова падали вниз.
Один такой обрывок, медленно покружив в воздухе, медленно упал прямо на колени Садала. Если бы он протянул руку и поднял обрывок, он увидел бы на фотографии элегантного молодого человека в белом кителе высшего офицера королевский войск. Таких офицеров, экономя патроны, люди Тавеля забивали мотыгами. Рядом с офицером, доверчиво прижавшись к нему, смеялись две женщины. Одна пожилая, возможно, мать, другая в самом зените юности, возможно, жена.
Краем глаза Садал все же увидел обрывок фотографии.
Знакомы ли ему эти лица?
Может быть.
Он не мог вспомнить.
Тавель визгливо смеялся, откинувшись на продранный диван. Хито уводят детей, о которых ничего не знают! Они сами вырастят детей, которые накажут их за то, что они предали другого. Доктор Сайх учит: счастье в единении! Может быть, именно он, Тавель, сумеет когда-нибудь привести народ Сауми к единению. Надо только дождаться того часа, когда дети, уведенные хито, вредными элементами, подрастут.
Садал равнодушно кивал.
Он смотрел на бурые, покрытые плесенью, пятна, испещрившие пол. Краем глаза он видел обрывок фотографии, который, упав с его коленей, лежал на пыльном полу. Если бы Садал всмотрелся пристальнее, в элегантном высшем офицере бывших королевских войск он, возможно, узнал бы себя. Но он не всматривался. Ему в голову не приходило всматриваться. Зачем? Ведь все это – из прошлого. Бее это не имеет значения. Все это было когда-то совсем в другой жизни. Сумеречное сознание Садала уже не связывало времен. Он просто сидел на полу и слушал, как смеется Тавель.
