И все-таки я придумал, как, в условиях первобытно-общинного менталитета, ввести в племенную жизнь элементы демократии, в виде Совета Племени, и обеспечить стабильность существования этого самого племени.
Я создал Свод Законов. Конечно до Законов Ур-Намму ему было далеко, да и письменность, пусть даже клинопись на глиняных табличках, за оставшееся время я внедрить ну никак не мог, решил оформить законодательную базу в виде набора Катрен, которые в обязательном порядке должен был бы выучить каждый житель племени. Ну, естественно, не только выучить, но и руководствоваться ими в повседневной жизни. На многое замахиваться не стал. Опять же учитывая собственный, весьма скромный, поэтический дар, рассчитывать больше чем на четырех строчный стишок, не приходилось. Итого тридцать четверостиший, указательного толка.
На поэтическое творчество у меня ушла неделя. Ну а потом почти три месяца подряд Свод Законов вбивался в головы каждого жителя племени, да так что ночью разбуди — должен тут же отбарабанить от первого до тридцатого стиха. Естественно, дополнительно шла накачка, что за этим стоит божественное откровение. Жаль что концепция Бога у первобытных людей еще не сложилась, все больше к Духам Предков обращаться приходилось. Ну и подкрепление рефлексов с помощью того же электрического стула. В чем немалую помощь мне оказал дед Мазай. Он с головой погрузился в тему выявления недобросовестных соплеменников и со временем принялся назначать и осуществлять процедуру общественного порицания в виде отсидки на троне. Ну чем не искоренитель инакомыслия. Впрочем, Свод Законов сам же существенно ограничивал возможности Шамана, оставляя за ним только вопросы следования тому самому Своду. Зато в этих рамках его полномочия были необычайно широки. К тому же подкреплены мистическими соображениями.
В тридцать четверостиший трудно было вместить все все и вся на все случаи жизни. Но те же: Совет Племени, воспитание молодежи и утренний бесплатный завтрак для всех, были в нем прописан. Ну а дальше пусть сами все творчески развивают. Я умываю руки.
Помимо Свода Законов, я попытался за это время что-нибудь придумать, дабы оставить сообщение своим товарищам, которые рано или поздно вернутся в племя. Все-таки надо было бы сообщить друзьям свои мотивы и обратить их внимание, на то, что мы немного не туда попали. Эксперименты с выделкой пергамента из шкур закончились полным фиаско. Я даже до приготовления чернил не добрался. О попытках изобразить надписи на глиняных табличках и говорить не хочу. Стыдно. Все-таки кириллица это вам не клинопись. И вдвойне стыдно, когда я сообразил, что можно банально передать сообщение в устной форме, заставив того же деда Мазая, ну и еще двух-трех человек для страховки, его выучить.
Глава шестнадцатая. Промежуточный финиш имени Святого Августина
Глава шестнадцатая. Промежуточный финиш имени Святого Августина.
В которой герой наконец-то отправляется в путь и по прошествии недели путешествия задается прагматичным вопросом — а куда и зачем, собственно говоря, он идет.
Прошла неделя с того самого времени, как я покинул племя. Не скрою, мелькала мысль обставить это событие в духе Голливудских блокбастеров, типа — герой на сияющей колеснице улетает в небо, поближе к солнцу, в район эмпирей, а коленопреклоненный народ размазывая по морде слезы и сопли навзрыд клянется навсегда сохранить образ Великого Вождя в своих сердцах. Но поскольку до изобретения колесницы, тем более летающей, еще жить и жить, резко снизил свои претензии к антуражу мероприятия. Решил ограничиться торжественным парадом с выносом знамени и фейерверком в исполнении Любавы. А когда подумал еще немного, то осознал, что со знаменем предстоит еще та морока, в силу наличия отсутствия такового, да и народец в племени, по большому счету, так себе, в смысле уж очень себе на уме, так что вместо скорби и просветления вполне можно получить в спину не слишком-то любезное пожелание, типа: «Да пошел ты…», причем высказанное на местном диалекте, который мне до сих пор так и не удалось освоить. А выдвигать встречные претензии по поводу сказанного в спину: «Йо-ко-бо-бо-бо», не слишком-то и корректно. Может быть тебя благословляют на легкую дорогу. Хотя, руб за сто даю, что ближайшим аналогом «Бо» является английский «Fack». Так что неделю назад проснувшись рано- рано утром, вернее поздно ночью, когда все племя, включая охрану, отвечающую за безопасность стойбища, бессовестно дрыхло, я тихонько поцеловал Любаву в щечку вынырнул из командирского вигвама и прихватив собранную накануне котомку, а так же груду прочих вещей, общим весом под сорок килограммов, тихонько отбыл вдаль.
Первой по дороге в эту самую даль меня перехватила Любава. Девушка была снаряжена в дорогу пожалуй что и не хуже чем я, а вместо котомки несла за спиной тяжело груженое подобие рюкзака, литров этак на сто. По самым скромным подсчетам вес ее экипировки превосходил мою раза в два. Непонятно, как хрупкая девушка без проявления каких бы то ни было усилий, таскала на себе этакую тяжесть.
Прежде чем озвучить свои пожелания, касательно совместного путешествия, Любава обозвала меня подлецом и каким то там «Хо-Бо», рад бы ошибиться, но подозреваю, что на местном диалекте это аналог «Импотента», за то что я отправившись невесть куда на непонятно какое время, так с девушкой и не попрощавшись. Те три раза, которые я исполнил прошлой ночью в зачет почему-то не пошли. Пришлось в триста тридцать третий раз объяснить, что я отправляюсь в одиночное путешествие и взять ее с собой ну никак не могу, поскольку Духи будут недовольны. А на нее возлагается ответственная миссия изображать из себя Пенелопу и дождаться возвращения своего Одиссея. Попутно управляя племенем. Поскольку дело рук своих я не могу отдать ни в чьи иные руки, кроме как в ее сильные и ласковые. Все бы ничего, но этот спич я реально исполнял по несколько раз каждый день все последние три месяца. Похоже не слишком достоверно. В конце-концов Любава осознала, что у нее ничего не выгорит в плане совместного путешествия, презрительно фыркнула и покачивая соблазнительной попкой, пошла назад в стойбище. Просто удивительно. Как ей это удается, будучи нагруженной разнообразной кладью под центнер весом. А я, в свою очередь, провожая ее взглядом, вынужден был частично согласится с обоснованностью отдельных претензий. Пожалуй вчерашние три раза можно было бы и не учитывать.
Следующим на моем пути встал Абдула, потом дед Мазай, кузнец Ахмед и наконец Лохматый. Мысль о том, что последней в этом ряду окажется Ко-Бо до чертиков меня пугала, поскольку я четко понимал, что отвязаться от этой склочной бабы будет потруднее, нежели от всех предыдущих вместе взятых. К счастью пронесло. Предполагаю, что она просто из принципа решила встречать меня в противоположной от направления моего движения стороне.
Отличительным признаком всех этих встреч было то, что все желающие составить мне компанию в путешествии были членами Совета Племени, заранее в деталях посвященных как в мои планы, так и в то, какие персональные обязанности на них возлагаются на время моего отсутствия. Допускаю, что никто из них и не горел особым желанием отправится к черту на кулички, разве что за исключением Любавы, а просто таким способом они выражали мне свою признательность. Либо, что гораздо вероятнее, рассматривали подобный шаг, как элемент борьбы за влияние в племени. Борьбы, которая несмотря на введенный в жизнь Свод Законов, непременно развернется буквально на следующий день. Правда, надеюсь, благодаря Своду Законов, вызубренному каждым членом племени, не перейдет в острую фазу. И в этой борьбе за умы и сердца соплеменников, аргумент — Великий Вождь почти готов был взять меня с собой, но в последний момент со слезами на глазах передумал, поскольку племя без меня пропадет, — придавал этим притязаниям дополнительный вес. Второй отличительной чертой этих встреч было то, что каждый из визави был нагружен по самое немогу. На фоне остальных та же Любава с ее стокилограммовой экипировкой выглядела легкокрылой богиней радуги Иридой. О чем говорить, ежели тот же Ахмед прихватил с собой в дорогу наковальню. По прикидкам, потенциальные путешественники пытались лишить стойбище половины материально технических ресурсов. Я даже испытал определенны комплекс неполноценности со своей жалкой котомкой, копьем и ножом, составляющими основную часть моей экипировки.
