– А вы с чего это вдруг так разбогатели, господин Кнуров? – вопросом на вопрос ответил Пеккала. – До сих пор, знаете, никому ещё не удавалось предвидеть поведение биржи!
– Там не биржа повела себя, – буркнул Тимофей, – а министерство обороны…
– Тем более!
Тима вдруг поймал себя на унизительном чувстве – ему хотелось слышать вопросы и отвечать на них, хотелось ему, чтобы его допрашивали. «На кого работаешь?! Имена! Явки! Пароли!» Раньше он об этом только читал, об этой полумистической связи «следователь – подследственный», теперь он сам её протягивает. Правильно говорят – от тюрьмы не зарекайся…
– Это тюрьма? – спросил Кнуров.
– Это следственный изолятор Разведывательного Ведомства, – любезно растолковал Пеккала. – СИЗО. Но можно, конечно, и тюрьмой назвать. Секретной такой тюрягой… Так как там насчёт предсказаний?
Тимофей пожал плечами и наморщил лоб, припоминая:
– Ну, вроде путч в Киеве обещали… Заварушку в Китае… А вот Индия с Пакистаном, наоборот, замирятся и объединятся. И еще туда Бангладеш войдёт, Непал и Шри Ланка. И Европа с Американской Федерацией сольются, появится Евроамерика.
Туда ещё потом Америка Латинская войдет… То есть она сначала с Евросоюзом спарится…
– А мы? – с интересом спросил Пеккала.
– Евразия?
Алек кивнул.
– А всё, что было в границах СССР, заново соединится! Плюс Афганистан, Сирия, Ирак…
– Здорово, – заключил Пеккала. – Но это всё так, – он покрутил пальцами, – география! А экономика?
– Наша? – уточнил Тимофей, хотя и понимал чья.
– Наша, – терпеливо сказал Пеккала.
– В президентство Жданова, – мстительно заговорил Кнуров, – ВВП пойдёт расти, как на дрожжах! Двадцать процентов в год. Да больше даже… Не помню точно, сколько… Мы ж ещё проявим благосклонность к исламу, и арабы с Персидского залива, где скоро всю нефть высосут, потащат свои миллиарды к нам. «Чёрных курильщиков»[15] примемся курочить, конкреции[16] со дна абиссали[17] таскать, корковые руды с гайотов[18]… Китов пасти, планктон разводить. Орбитальные заводы забацаем, с Полярной базы на Луне станем воду возить на околоземную. Кислород там, водород, аргон, гелий-три, титан, алюминий… Потом ещё одну базу выстроим, в кратере Архимеда. И на Церере отметимся, на Палладе, Юноне, Весте, Бамберге, Эйномии… А на Марсе у нас будет самый большой сектор освоения – от Маринер Вэлли, через долины Тиу, до Большого Сырта и Изиды.
Пеккала кисло улыбнулся.
– Впечатляет… – бросил он.
– Слушайте, Пеккала, – подался к нему Тимофей, – отпустили бы вы нас с Дашкой, а? Я ведь и заплатить могу! Ну, вот зачем вам это всё? Объясните! Вы что, действительно верите, что какая-то железяка способна провидеть судьбу человечества аж на десять лет вперёд? Да глупость это! Идиотство! Я это ещё зимой, когда в НИИЭК пришёл, доказывал Бирскому! Невозможно предсказать движения ума, эманации души! Не-воз-мож-но! Вот, Вторая НТР началась. И что? Я согласен, предиктор мог рассчитать последствия уже сделанных открытий, вроде нанотехнологий. А то, что пока никому вообще неизвестно, он как вычислит? Какие-нибудь новые открытия… ну, я не знаю, в биологии, в физике… Как?!
– Не преувеличивайте, – спокойно сказал Пеккала. – Не преувеличивайте потенции человеческого мозга в познании действительности и не принижайте способности «Гото» анализировать их. Какие там ещё новые открытия? Представьте себе, что предиктор создан… м-м… в 1899 году, и предсказал он то, что произойдёт в веке двадцатом. Разве он не сумеет предвидеть атомные взрывы? Уэллс-то ведь смог! А мировые войны? Ракеты? Компьютеры? Самолёты? Ведь всё это или уже было, или задумывалось, мечталось, проектировалось. Та, первая НТР коренится в девятнадцатом веке. А самые длинные её корешки тянутся аж в восемнадцатое столетие!
Тимофей вздохнул и головой покачал.
– Ну, верьте, коли вам охота… Интересный вы всё-таки человек, Пеккала, – усмехнулся он. – Даже поговорить с вами можно, оказывается. А то я думал, вы, кроме «Устава строевой службы» и кроссвордов, ничего не читаете…
– Я рад, – молвил Пеккала, – что сумел вам понравиться. Кстати, – сказал он доверительным тоном, – ваши братья по разуму, учёные с инженерами, совершенно напрасно шипят на Комитет по Контролю, дразнятся у меня за спиной и рассказывают несмешные анекдоты про Фантомаса…
– А вы, – подхватил Тимофей, – разумеется, этого не заслуживаете, так как ночами не спите, всё радеете о благе евразийской науки!
– Ну, что вы, – тонко улыбнулся Пеккала, – по ночам я крепко сплю. Но о науке радею. Или вы думаете, что в мою задачу входит функция исключительно «держать и не пущать»? Тогда вы заблуждаетесь. – Помолчав, он продолжил: – Под Новосибирском, в Академгородке, выстроен громадный бетонный куб, тамошние спецы называют его «Кубиком». А в кубике том находится нейтринный генератор. Улавливаете? Мы пока единственные в мире, кто умеет генерировать и направлять нейтринные пучки! Представляете, что из этого может вырасти? Всякие там назеры, нейтринные локаторы, нейтринные схемы, нейтринные микроскопы! А в Питере открыт Институт Физики Пространства, а на Южном Урале работает лаборатория причинной механики, уже запущен «двигатель времени» – хронодинамическая система, которая использует ход времени для получения энергии. Чувствуете, чем это пахнет?
– Нобелевками? – буркнул Тимофей.
– Будущим, Кнуров, – протянул Пеккала, – будущим!
– Чего ж вы тогда с «Гото» покончили?
– Это был не мой приказ, – покачал головой Алек, – а Клочкова. Лично я бы ещё глуше засекретил НИИЭК, бросил бы на апгрейд предиктора миллиарды, холил бы и лелеял Бирского и иже с ним. Это же достояние нации!
Зазвонил телефон – обычный телефонный аппарат, без визора, сплошное аудио в пожелтевшем от времени белом корпусе.
– Алло? – спросил Пеккала. Лицо его нахмурилось. Исказилось мгновенной судорогой. Осторожно положив трубку, Пеккала задумался.
– Могу вас поздравить, – улыбнулся он странной, змеящейся улыбочкой, – вами и вашими друзьями заинтересовались на Западе!
Он нажал кнопку, и дверь почти сразу же открылась.
– Саферби, – сказал Пеккала, – этого в камеру номер пять. Режим обычный.
– Слушаюсь! – почтительно сказал Саферби, и в его грубом голосе зазвучало льстивое присвистывание.
Тимофей встал и вышел, думая, держать ли ему руки за спиной или не стоит. Решив, что не стоит, пошёл так. Грубый Саферби тому не воспрепятствовал.
Пятая камера была на диво чистой. Пластмассовый пол, пластмассовые стены, топчан с губчатой резиной. Унитаз из нержавейки и такая же раковина. Даже мыло имеется… Узкое и длинное окно зарешечено не было, но толщина стекла искупала отсутствие стали. За окном открывался двор, ворота, за ними в недалёкую перспективу уходила улица аула.
