Как-то вечером на базе экспедиции, модульной станции, из которой открывался вид на руины библиотеки, ученые начали спор.
Все они дико устали. Каждому из них так хотелось поскорее завершить задание, что они беспрерывно проработали по нескольку смен. Никому не хотелось, чтобы драгоценная цифровая память, хранившаяся в руинах, оказалась утерянной навеки-вечные.
На всех багровели ожоги от раскаленного песка, они иссохли от нехватки воды, и никто уже даже не мог вспомнить, когда спал в последний раз. Ночь испокон веков была временем сна и отдыха, но здесь в грезы живых постоянно врывались инфо-призраки Новой Александрии, болтливые фантомы, не дававшие им утонуть в сладком забытье. Поэтому, чтобы не подпускать к себе фантомов, ученые бодрствовали, и так ночи стали временем для вялых разговоров и раздумий, пока абляционные ветра выли на радиоактивном кладбище Новой Александрии и бились о запертые ставни станции.
Они говорили о чем угодно, лишь бы не дать друг другу уснуть. Зиндерман, наверное, самый образованный человек из всех, кого имел честь знать вышнеземец за свою долгую жизнь, мог говорить часами без устали.
Старшие члены группы рассказывали о местах, которые они посетили в течение своей карьеры, тогда как младшие сотрудники болтали о мирах, которые они надеялись увидеть. В конце концов, это неизбежно привело в составлению списка с вымышленным маршрутом по местам, за право хоть одним глазком взглянуть на которые любой ученый, историк или летописец без колебаний отдал бы все свое состояние или даже часть тела. То был список тайных мест вселенной, ее далеких чудес, неизведанных уголков и мифических земель. Нашлось в нем место и Фенрису. Иронично, как понял вышнеземец под конец одной из своих жизней, была там и Тизка.
Зиндреману, уже тогда довольно пожилому и опытному, не удалось лично побывать на Фенрисе. Чужеземцев, которые посетили планету, было довольно мало. По словам Зиндермана, Фенрис не жаловал гостей, он был далеко не радушным хозяином. Из-за тяжелейших погодных условий даже хорошо подготовленный человек мог считаться счастливчиком, если ему удалось протянуть на открытой местности хотя бы пару часов.
— Да уж, — сказал он, — только подумайте о тех льдах.
По ночам температура на станции могла подниматься к сорока градусам, особенно когда устройство климат-контроля выходило из строя. От слов Зиндермана ученые тяжело застонали.
А затем Зиндерман вдруг обмолвился о волках. Эту фразу, чье происхождение было покрыто мраком, передавали из уст в уста разные путешественники и историки, пока она, наконец, не дошла до великого ученого.
— На Фенрисе нет волков, — произнес он.
Вышнеземец улыбнулся, ожидая, что сейчас последует смешная шутка. За улыбкой он попытался скрыть пробравшую его дрожь.
— Естественно за исключением… самих волков, сэр? — ответил он.
— Точно, Каспер, — сказал старик.
Вскоре они сменили тему разговора, и о словах забыли.
Фиту не хотелось прикасаться к вышнеземцу, но без посторонней помощи ему далеко не уйти. Он поднял мужчину, и вышнеземец застонал от встряски.
— Что ты делаешь? — заорал Бром. — Брось его!
Фит нахмурился. В словах Брома скрывалась правда. Фиту не хотелось тащить на себе вышнеземца всю дорогу, но тот был частью предзнаменования. Ты не приглашаешь знамение в свой этт, но когда оно уже там, ты не можешь не обращать на него внимание.
Фит не мог оставить вышнеземца здесь так же, как балты не могли прекратить резню этой ночью.
К ним подошел Лёрн и взял вышнеземца за плечо. Шатры этта пылали, в бледное рассветное небо текли густые клубы черного дыма. Балты еще не закончили обрезать нити. Резкие крики боли и мучений разрывали воздух подобно стрелам.
Они бежали по краю откоса, то и дело спотыкаясь под тяжестью раненного человека. Позади них следовали Гутокс и Бром, несясь по снегу широкими размашистыми шагами. Бром где-то раздобыл копье. За ними погналось несколько балтов, преследуя их подобно охотничьим псам, которые учуяли добычу.
Гутокс и Бром обернулись. Первого из них Гутокс сбил секирой, и струя крови пятиметровой дугой брызнула на снег. Еще одному балту Бром попал копьем в щеку, разорвав ее словно ткань и выбив попутно несколько зубов. Бром добил свою жертву толстым концом древка, когда воин упал на землю, держась за лицо.
Балт кружил и уклонялся от выпадов Брома. Фит оставил Лёрна с вышнеземцем и бросился к товарищам. Он с криком пронесся мимо Брома и одним взмахом секиры снес балту верхушку черепа. Казалось, за секунду все пришло в движение. Невзирая на копье, балты перешли в атаку. Они использовали щиты, чтобы не дать копью попасть им в лица. Один из них тут же получил удар в грудь. Железный наконечник вошел с сухим треском, и человека вырвало кровью. Но копье застряло, и под весом мертвого балта оно выскользнуло из рук Брома. Хэрсир отошел назад, выхватив длинный нож.
Мощным взмахом секиры Гутокс разбил щит и сломал державшую его руку, а затем ударом по шее повалил балта на снег. Обернувшись, он парировал секиру бородатого воина щекавицей собственного оружия, но тот оказался крупным и сильным, вынудив Гутокса отступить под градом безжалостных ударов.
Фит в ярости поверг еще двух балтов: один из них истекал кровью, другой был оглушен. Хэрсир развернулся как раз вовремя, чтобы спасти Гутокса, погрузив секиру в спину огромного балта.
Фит с рыком выдернул оружие, и тот рухнул лицом в снег. Бром добивал врага непрерывными сильными ударами. В какой-то момент балту удалось ранить Брома, но затем он совершил ошибку, подойдя слишком близко к длинному ножу хэрсира.
Они побежали обратно, туда, где Лёрн плелся с вышнеземцем. Бром вытащил копье, но за воином на снегу оставался красный след.
Вышнеземец тяжело дышал. Он быстро терял тепло, которое выходило через открытый рот. Под теплым плащом человек носил одеяния из тканей, неизвестных ни Фиту, ни его кровным родственникам. Падение с небес не лучшим образом сказалось на нем — скорее всего, он сломал себе пару костей, подумалось Фиту. Конечно, он никогда не видел разделанных вышнеземцев, и потому не мог сказать, были ли их внутренности такими же, как у аскоманнов, балтов или других людей эттов.
Прежде Фиту не встречались вышнеземцы. Он никогда не сталкивался со столь дурным предзнаменованием. Ему стало интересно, какая участь постигла годи этта. Всякий годи должен быть мудрым и использовать свою мудрость, дабы вести и оберегать вюрд этта.
Он сделал все, от него зависящее. Годи не знал, что делать с вышнеземцем, которого притащили хэрсиры с места падения, как и не знал, что делать ему после, поэтому он лишь махал костетрясом и погремушкой с рыбьими зубами и вызывал духов одними и теми же старыми напевами, умоляя их спуститься из Вышнеземья и забрать своего сородича.
