А наверху: на стенах и в башнях, на воротах и в бараках – избивались неподчинившиеся.
Полководец приоткрыл глаза, устремив взор на стеклянное, застывшее пламя свечи. Она горит незаметно, оседая на серебряный канделябр, и ещё не успеет погаснуть, как оборвутся сто жизней. Сто людей не встретят рассвета.
Пять пентакреонцев, что сидели в комнате, хранили гробовое молчание. Можно было позавидовать их выдержке. Резали их братьев по ордену – никто ничего не сказал, не пожалел, все лишь упрямо смотрели на свечу, на карты на столе.
Пламя встрепенулось: в комнату ворвался поток холодного воздуха. Дверь открылась и на пороге появился Данвельд:
– Все кончено. Замок наш!
Хамрак облегченно вздохнул. Кончено…
– Прикажите убрать трупы.
– Слушаюсь, ваше величество, – Данвельд ушел, притворив дверь.
Бессмертный привстал, затмив собой все пространство комнаты. Мощная тень легла на стену. Пентакреонцы вздрогнули: они вспомнили, что перед ними не просто король, не просто чародей, но некроман – повелитель демонов.
– Благодаря совместным усилиям мы взяли крепость. Поздравляю вас. Мы все поработали неплохо, но самое главное начнется сегодня, с восходом солнца.
Хамрак вышел на лестницу и поднялся на площадку Южной башни. Внизу колыхалось море, и он хорошо различал его плавные бугристые изгибы. Ночь прекраснее дня, чарующа, время для отдыха, нежное женское начало. Он, как бессмертный и как самый разумный из смертных, обязан дарить им счастье, а вместо того несет смерть, оскверняя кровью святую ночь. Хамрак просил прощенья у своего бога – у своей совести.
Звезды постепенно меркли. Шел новый день – шестнадцатое летдора 146 года. Внизу люди Данвельда убирали трупы своих собратьев, погибших от их рук. Тела сносили отовсюду, и вскоре двор заполнился убитыми. Данвельд осматривал их, опознавая тех, с кем ещё вчера играл в кости, и посылал людей в самые отдаленные закоулки замка.
Хамрак взглянул на крыши Форт-Брейден. Город просыпался, встречая восход солнца. Светило ласкало непокорное море, играя нежными лучами на сложенных парусах кораблей. Из порта донеслись крики. Там начинали работать рано. Рядом с бортом слатийской галеры мелькнула желто-синяя туника.
***
Кормчий Володир дремал на корме. Странный сон, прилетевший к нему под утро, разорвали крики настырных орков, что работали батраками в порту. Володир открыл глаза, ещё не понимая, явь ли эти паруса, клубящиеся над ним толстыми связанными свертками, или настоящее было там, в роскошных палатах, где он столкнулся с лордом Альфредом – царем Слатии. Нет, все же встреча с монархом пригрезилась, а явь – это орки, чьи маленькие дряблые фигурки уже снуют по настилам набережной.
Володир приподнялся, осматривая палубу. Все ещё спали, и только на носу стоял вахтенный. Кормчий подошел к рулю, погладил знакомое правило, взглянул на море – ещё неспокойное. Видно, придется плыть в ненастье. Шторм во Внутреннем море редкость, и тут на тебе! Подгадали. Слатиец зло сплюнул за борт. Вдруг, что это? Пентакреонец!
Тело в набрякшей желто-синей тунике прибило к веслам, и, запутавшись в них, оно, змеино извиваясь, прыгало по волнам. Проклятый шторм! Без смертоубийства не обошлось. Володир сплюнул ещё раз, сбежав с кормы, тряхнул ближайшего гребца:
– Эй, Бермята, глянь, внизу! Буди остальных! Человека убило!
Бермята, рыжий крепкий парень, нехотя приподнялся, туго соображая, в чем дело. Володир уже тормошил остальных.
Смерть пентакреонца – дело редкое. Тут, наверняка, начнут разбирательство.
Утопленника решили достать. Один из слатийцев, обвязавшись канатом, спустился вниз под весла, отцепил тело. Гребцы подняли. Капитан стоял мрачнее тучи: теперь пойдут расспросы, раньше ноября из Форт-Брейдена не выйдешь. Товар пропадет.
***
В городе все было как обычно: позевывающие торговцы открывали лавки, на улицах появились спешащие прохожие, праздношатающиеся зеваки, стражники на воротах пропустили обоз с продовольствием в крепость. Несколько телег покатили по дороге, круто забираясь в гору, где высился замок ещё под знаменем короля Иоанна, но уже с гарнизоном Хамрака.
В порту, где нашли труп, было неспокойно. Случалось, что море в непогоду выкидывало тела рыбаков, чьи утлые суденышки иногда не выдерживали натиска стихии. Однако пентакреонцев – никогда, они ведь не плавали.
Моряки, грузчики, низшие толпились на пристани, обсуждая происшествие. В конце концов сошлись на том, что парень просто сорвался со стены и разбился о скалы, и мирно разбрелись. Какой-то начальник из гарнизонных приказал забрать тело для опознания. Он намеревался заняться расследованием и запретил кораблям уходить в море, покуда что-нибудь не выяснится. В замке же лежали горы трупов, за чьи смерти не будут судить и казнить, но будут мстить на полях сражений…
***
Груженый обоз подкатил к воротам замка. Телеги остановились, и обозники как всегда крикнули: "Еда! Вино! Инструменты! Отворяй!"
Сэр Данвельд был во Въездной башне. Он ждал этого, но, когда взглянул на веселых смуглых людей внизу, на сердце стало вдруг тяжело. Они ещё ничего не знают и не должны узнать. Во дворе лежат не убранные трупы, и если впустить обоз, то он не должен вернуться в город, иначе все раскроется, но не впустить нельзя – заподозрят недоброе. Тогда придется идти на штурм и резать весь Форт-Брейден. Жизни десяти человек стоят спокойствия города.
– Отворяй! – Данвельд махнул рукой. Судьба этих довольных людей, не один год привозивших ему еду, бумагу, одежду, была решена.
Тяжелые створки нехотя распахнулись, впуская обоз, и стражники стыдливо отступили в тень. Телеги поскрипывая колесами протиснулись внутрь.
Наткнувшись на труп, брошенный у самых ворот, лошадь невольно остановилась. Обозник охнул: ловкие руки стащили его и прижали к земле. Ворота с шумом захлопнулись, отрезав приехавших от внешнего мира. Грозные молчаливые гхалхалтары заламывали людей, гоня их вперед, во двор, где оставались жуткие следы ночной бойни. Сэр Данвельд сошел к ним:
– Убить, еду раздать.
– Стойте!
Перепуганные обозники с надеждой взглянули туда, откуда донесся властный голос – статный седовласый гхалхалтар не спеша подошел к ним:
– Отпустить. Здесь и так слишком много крови.
Солдаты безропотно повиновались, сэр Данвельд не посмел возразить. Люди даже не удивились, когда освободитель обратился к ним на их родном языке:
– Я – Хамрак Великий. Вы называете меня Ужасным.
Обозники ошарашено озирались по сторонам, наталкиваясь на жесткий взгляд бессмертного, на трупы, вокруг которых уже толпились алчные твари, прибывшие с Южного континента.
