— У тебя свое мнение, — вежливо согласился Урия, — а у меня свое.
— Изандула — художник, прекрасный в своей гениальности, в этом сомнений нет, — продолжал Откровение, — но ей также надо было как-то зарабатывать на жизнь, и даже лучшие художники вынуждены браться за заказную работу, когда таковая подворачивается. Эта работа принесла ей хороший доход, я уверен, ибо в те времена церкви были до неприличия богатыми организациями; но была бы ее работа менее чудесной, если бы по заказу она расписывала потолок во дворце какого-нибудь светского правителя?
— Наверное, нет, но этого мы никогда не узнаем.
— Да, не узнаем, — согласился Откровение и прошел мимо Урии по направлению к алтарю. — И я склонен полагать, что людьми, которые ссылаются на божественную силу в качестве объяснения такой гениальной работы, отчасти движет зависть.
— Зависть?
— Вот именно, — сказал Откровение. – Они не в силах поверить, что кто-то из рода человеческого способен создавать подобные шедевры, а они — нет. Отсюда и объяснение: разум художника наполнила вдохновением некая божественная сущность.
— Какое циничное представление о человечестве, — заметил Урия.
— Отчасти, да, — ответил Откровение.
Урия пожал плечами и сказал:
— Эта беседа очень занимательна, но, друг Откровение, прошу меня извинить: мне надо готовиться к службе для моей паствы.
— Никто не придет, — сказал Откровение. — Здесь остались только ты и я.
Урия вздохнул.
— Зачем ты здесь? На самом деле?
— Это последняя церковь на Терре, — объяснил Откровение. — Скоро история избавится от подобных мест, и прежде, чем церковь исчезнет, я хочу запечатлеть ее в памяти.
— Я так и знал, что эта ночь будет необычной, — сказал Урия.
Урия и Откровение вошли в ризницу и сели друг напротив друга за тяжелым столом из красного дерева, покрытым резьбой в виде переплетающихся змей. Кресло скрипнуло под весом гостя; Урия достал из ящика стола высокую, покрытую слоем пыли бутылку синего стекла и пару оловянных кубков. Наполнив их темно-красным вином, он откинулся в кресле.
— Твое здоровье, — сказал Урия, поднимая кубок.
— И твое, — ответил Откровение.
Сделав глоток, гость Урии одобрительно кивнул.
— Очень хорошее вино. Выдержанное.
— Ты знаешь толк в винах, Откровение, — похвалил Урия. — Эту бутылку отец подарил мне на мое пятнадцатилетие и велел открыть ее в мою брачную ночь.
— Но ты так и не женился?
— Не смог найти ту, что стала бы терпеть мои выходки. В то время я был отъявленным мерзавцем.
— Мерзавцем, который стал священником, — заметил Откровение. — Похоже, за этим стоит целая история.
— Так и есть, — сказа Урия. — Но некоторые раны слишком глубоки, и не стоит их бередить.
— Ладно, — согласился Откровение и сделал еще глоток.
Поднеся кубок к губам, Урия разглядывал своего гостя. Прежде чем сесть, Откровение снял багряный плащ и перебросил его через спинку кресла. Одет он был просто и практично, так же, как одевались практически все жители Терры, и единственной особенностью его костюма была безупречная чистота. На указательном пальце правой руки он носил серебряное кольцо-печатку, но Урия не мог рассмотреть изображенные на ней символы.
— Скажи мне, Откровение, что ты имел в виду, говоря, что это место скоро исчезнет?
— Только то, что я сказал, — ответил Откровение. — Даже сюда, на вершину горы, наверняка доходили разговоры о том, что цель крестового похода Императора — уничтожить все виды религии и веры в сверхъестественное. Вскоре его войско будет здесь и разрушит эту церковь до основания.
— Я знаю, — сказал Урия с грустью. — Но для меня это неважно. Моя вера со мной, и никакой жестокий деспот не сможет запугать меня. Я не изменю своим убеждениям.
— Очень упрямая позиция, — сказал Откровение.
— Это и есть вера, — подчеркнул Урия.
— Вера! — Откровение фыркнул. — Ты по собственному выбору веришь в невероятное и не требуешь доказательств…
— Сила веры именно в том, что она не требует доказательств. Достаточно просто верить.
Откровение рассмеялся.
— Теперь я понимаю, почему Император хочет избавиться от религии. Ты считаешь, что в вере сила, я же считаю, что в ней — опасность. Подумай о том, что люди, движимые верой, сделали в прошлом, вспомни все те чудовищные преступления, что за многие века совершили верующие. Жертвы политики исчисляются тысячами, религии — десятками тысяч[2].
Допив вино, Урия спросил:
— Ты явился сюда, просто чтобы подразнить меня? Я отверг насилие, но я не потерплю, чтобы меня оскорбляли в моем собственном доме. Если это все, чего ты хочешь, тогда тебе лучше уйти.
Откровение поставил кубок на стол и примирительно поднял руки.
— Конечно же, ты прав. Я вел себя бесцеремонно, за что прошу прощения. Я пришел сюда, чтобы узнать побольше об этой церкви, а не восстановить против себя ее хранителя.
Урия благосклонно кивнул.
— Извинения приняты, Откровение. Ты хочешь осмотреть церковь?
— Хочу.
— Тогда идем, — пригласил Урия, с трудом поднимаясь из-за стола, — и я покажу тебе Молниевый Камень.
Проведя Откровение из ризницы обратно в неф, Урия еще раз взглянул на прекрасную фреску на потолочном своде. Отблески огня подсвечивали витражные окна, и Урия понял, что у стен церкви собрался внушительный отряд.
Кем был этот Откровение и почему он так интересовался этой церковью?
Был ли он одним из полководцев Императора, решившим заслужить благосклонность своего господина уничтожением последней церкви на Терре?
А может быть, он был командиром наемников, который рассчитывал, что новый хозяин Терры щедро заплатит ему за истребление символов веры, существовавших с первых шагов человечества на пути к цивилизации?
В любом случае Урия должен был больше узнать об этом Откровении, о причинах, руководящих его действиями, а для этого надо было заставить гостя говорить.
— Сюда, — сказал Урия, шаркающей походкой направляясь к алтарному помещению, отделенному от остальных частей храма завесой густого изумрудного цвета, по размерам не уступавшей театральному занавесу. Он потянул за шелковый шнур, и завеса раздвинулась. За ней обнаружился зал с высоким сводчатым потолком и стенами из светлого камня; в круглом углублении в центре зала стоял большой мегалит. По форме камень напоминал осколок кремня, а его поверхность отличал характерный металлический блеск. Камень был огромен — около шести метров высотой, — и к вершине сужался, что делало его похожим на наконечник гигантского копья. Он возвышался над полом, уходя основанием в выложенное плиткой углубление; нижнюю часть камня покрывали тонкие, как листья папоротника, разводы ржавчины.