Вытащив из нагрудного кармана некогда белый носовой платок, он стянул с руки перчатку и, развернув платок, достал оттуда баночку с таблетками.
— Извините, — сказал Мироненко, вытряхивая на ладонь несколько таблеток. — У меня боли. В голове, в руках.
Подождав, пока русский примет таблетки, Боллард спросил:
— Почему вы вдруг начали сомневаться?
Русский положил в карман банку и платок; его широкое лицо осталось совершенно бесстрастным.
— Как человек теряет свою… веру? — спросил он. — Я видел это слишком часто; или, возможно, наоборот — слишком редко.
Он взглянул в лицо Болларда, желая проверить, какое впечатление произвели его слова. Решив, что Боллард его не понял, он попытался объяснить еще раз:
— Я считаю, что человек, который не верит, что запутался, что он погиб, в конечном счете действительно погибает.
Парадоксальное заявление, выраженное весьма изящно. Подозрения Болларда относительно того, что Мироненко неплохо владеет английским, подтвердились.
— А сейчас вы — запутались? — поинтересовался Боллард.
Мироненко не ответил. Он стянул вторую перчатку и принялся разглядывать свои руки. Таблетки, по-видимому, не ослабили боли. Он сжимал и разжимал пальцы, как страдающий артритом человек, который проверяет состояние суставов. Не глядя на Болларда, Мироненко произнес:
— Меня учили, что Партия знает ответы на все вопросы. Поэтому я ничего не боялся.
— А сейчас?
— Сейчас? Сейчас у меня появились странные мысли. Они приходят ниоткуда…
— Продолжайте, — сказал Боллард.
Мироненко натянуто улыбнулся:
— Вы хотите узнать всю мою подноготную, да? Даже мои мысли?
— Да, — сказал Боллард.
Мироненко кивнул.
— У нас было бы то же самое, — сказал он и после некоторого молчания добавил: — Иногда я думал, что не выдержу. Вы меня понимаете? Я думал, что взорвусь изнутри, потому что во мне кипела ярость. И это меня пугает, Боллард. Я думал, что когда-нибудь они заметят, как я их ненавижу. — Он взглянул на своего собеседника. — Поторопитесь, иначе меня обнаружат. Я стараюсь не думать о том, что со мной сделают. — Он снова помолчал. Слабая улыбка, промелькнувшая было на его губах, мгновенно исчезла. — В нашем отделе есть такие службы, о которых даже я ничего не знаю. Спецбольницы, доступ в которые категорически запрещен. Они умеют разрывать душу человека на мелкие кусочки.
Даже прагматичный Боллард удивился, как возвышенно начал выражать свои мысли Мироненко. Попади Боллард в руки КГБ, вряд ли он стал бы думать о своей душе. В конце концов, нервные окончания располагаются в теле, а не в душе.
Они проговорили больше часа. Разговор переходил от политики к личным воспоминаниям и снова возвращался к политике, они говорили о разных пустяках и исповедовались друг другу. Под конец беседы Боллард уже не сомневался, что Мироненко ненавидит своих хозяев. Он был, как он сам выразился, человеком без веры.
На следующий день Боллард встретился с Криппсом в ресторане отеля «Швайцерхоф» и доложил ему о встрече с Мироненко.
— Он готов и ждет. И просит нас поторопиться с решением.
— Еще бы, — сказал Криппс.
Сегодня его стеклянный глаз доставлял ему массу неудобств; из-за холодного воздуха, как объяснил Криппс, глаз все время запотевал и двигался медленнее, чем здоровый, а потому время от времени его приходилось слегка подталкивать пальцем.
— Мы не станем торопиться, — сказал Криппс.
— Но почему? Лично у меня нет никаких сомнений относительно его намерений. Или его отчаяния…
— Посмотрим, — ответил Криппс. — Как насчет десерта?
— Вы что, и во мне теперь сомневаетесь? Вы это хотите сказать?
— Давайте съедим чего-нибудь сладкого. Меня от всего этого тошнит.
— Вы считаете, что относительно Мироненко я ошибаюсь, так? — упорствовал Боллард. Криппс не ответил, и Боллард слегка перегнулся через стол. — Вы так считаете, не правда ли?
— Я просто хочу сказать, что нужно проявлять осторожность, — сказал Криппс. — Если мы и в самом деле заберем Мироненко к себе, русские очень расстроятся. Мы должны быть уверены, что наши действия будут стоить той бучи, которая тут же поднимется. В настоящий момент все висит на волоске.
— А когда у нас было иначе? — спросил Боллард. — Скажите, когда у нас вообще было спокойно? — Откинувшись в кресле, он попытался заглянуть в лицо Криппса, чей стеклянный глаз, казалось, излучал более честный взгляд, чем настоящий. — Мне опротивела вся эта возня, — буркнул Боллард.
Стеклянный глаз повернулся в его сторону.
— Из-за русского?
— Возможно.
— Поверьте, — сказал Криппс, — у меня есть все основания не доверять этому человеку.
— Назовите первое.
— Мы ничего о нем не знаем.
— Так уж и ничего? — не унимался Боллард.
— Всего лишь слухи, — ответил Криппс.
— А меня почему не спросили?
Криппс покачал головой.
— Это уже из области теории, — сказал он. — Вы предоставили хороший отчет, и я хочу, чтобы вы поняли: если ситуация складывается не так, как вы предполагали, то это вовсе не потому, что вам перестали доверять.
— Понятно.
— Вы ничего не поняли, — сказал Криппс. — Вы чувствуете себя мучеником; что ж, вас винить не в чем.
— И что мне теперь делать? Забыть о встрече с этим человеком?
— А что, тоже неплохо, — сказал Криппс. — С глаз долой, из сердца вон.
Криппс явно не доверял Болларду, иначе послушался бы его совета. Хотя всю следующую неделю Боллард продолжал потихоньку наводить справки о Мироненко, стало ясно, что людям из его ближайшего окружения было приказано молчать.
В общем, следующие новости о своем подопечном Боллард получил из утренних газет. В статье говорилось, что недалеко от станции Кайзердамм, возле дома был найден труп. Боллард не связал этот случай с Мироненко, однако кое-что в этой истории привлекло его внимание. Во-первых, дом, указанный в статье, иногда использовался службой разведки для встреч с агентами; во-вторых, там говорилось, что на месте преступления едва не удалось схватить двоих мужчин, пытавшихся спрятать тело; далее в статье отмечалось, что преступление было совершено явно не из мести или ревности.
В полдень Боллард отправился в офис Криппса, чтобы заставить его дать объяснения, но Криппс оказался занят и в ближайшее время, как заявил его секретарь, вряд ли будет свободен — дела вызвали его в Мюнхен. Боллард оставил записку, в которой просил Криппса о встрече, как только тот вернется.
Выйдя из офиса и снова оказавшись на холоде, он внезапно почувствовал, что за ним наблюдают: какой-то тип с узким лицом и голым черепом, на котором не осталось ничего, кроме нелепого завитка на макушке, шел за ним. Боллард знал, что это человек из окружения Криппса, но вспомнить его имя не мог. Впрочем, долго гадать ему не пришлось.
