— Уверена, что так и будет, — голос Мары однако звучал далеко не так убеждённо.
— На самом деле ты так не думаешь? — заметил Люк.
— Нет. Думаю, они бы хотели этого, но её обучение джедая в данный момент требует от неё политической ответственности.
— Когда это Проныры в последний раз пеклись о политике? Кто тебе наговорил такую чушь?
— Не так многословно, но я слышала кое-что, и я научена читать между строк. Надеюсь, я не права, ради блага Джейны.
В её заявлении прозвучало что-то, что заставило Люка насторожиться. Он прислушался к Силе.
— Мара, — воскликнул он, — любовь моя, я, конечно, верю, что собирание паразитов на этом странном пляже расслабляет, но…
— Ерунда. Этот песок стерилен, как изолированная колба в лаборатории. Ходить босиком здесь совершенно безопасно. И тебе же нравится чувствовать его, разве нет?
— Как скажешь. Но с сего момента я запрещаю говорить о политике, джедаях, войне, йуужань-вонгах и прочих бестолковостях. Мы сюда пришли отдыхать, так что забудь обо всём этом… хотя бы на пару дней.
Она сощурила глаза.
— Ты единственный, кто думает, что вся вселенная разверзнется, если ты не придёшь и не будешь поддерживать её вращение.
— Не я тут беременный.
— Попробуй сказать что-нибудь подобное снова, и я заставлю тебя захотеть им стать, — довольно резко высказалась Мара. — Кстати, если мы решим повторить, придёт твоя очередь быть беременным.
— Так и быть, мы сыграем в сабакк — так и решим, чья будет очередь, — парировал Люк, стараясь сохранить на лице как можно более невозмутимое выражение. Не получилось. Тогда он поцеловал супругу и был награждён не менее страстным поцелуем в ответ.
Они продолжили свою прогулку вдоль побережья, мимо рощи хаотично насаженных ползучих вьюнков слии, опирающихся на переплетённые корни и увенчанных шапками гигантских прозрачных листьев. Волны начали накатывать на песок, чего не делали раньше: это означало лишь, что Люк и Мара подошли к изгибу "острова".
В действительности островом тут и не пахло: то был скорее аккуратно ухоженный парк, дрейфующий в «море» полимерных ячеек, наполненных инертным газом. Построенные богатыми торговцами для развлечений во времена Старой Республики, десятки таких «островов» бороздили западное искусственное море Корусканта. Император не одобрил подобную фривольность, и большинство «островов» были на десятилетия заперты в доках и заброшены. Тем не менее, многие из них оказалось нетрудно восстановить, и во времена зарождения Новой Республики несколько предприимчивых бизнесменов закупили партию «островов» и сделали на них бизнес. Одним из таких дельцов, что не удивительно, оказался Лэндо Калриссиан, давний друг Люка Скайуокера. Он предложил Люку пользоваться «островом» в любое время, когда тот пожелает. Прошло немало лет, прежде чем Люк воспользовался этим щедрым предложением.
И он был рад, что решился на это — Маре тут нравилось. Но и она, безусловно, была права. При всём том, что происходило вокруг, трудно было не думать об этом как о пустой трате времени.
Но некоторым чувствам нельзя было доверять. Все признаки у Мары были налицо, её живот сильно округлился, и она страдала от физического дискомфорта, как страдает любая женщина в её положении. Ничто в её обучении контрабандиста, киллера или рыцаря-джедая не подготовило её к такой ситуации, и, несмотря на очевидную любовь к своему ещё не родившемуся сыну, физическая усталость многотонной грудой давила на неё. Её высказывания относительно Джейны можно было бы с тем же успехом применить и к ней самой.
И, конечно, было много других проблем и беспокойств, и их "карманный рай" вряд ли подходил для того, чтобы забыть о них, но, по крайней мере, здесь они могли несколько раз глубоко вдохнуть и притвориться, что они на далёкой, необитаемой планете, где можно спрятаться от беспорядка, разросшегося по всей галактике со времён битв с Империей.
Нет, забудь об этом. Империя пыталась уничтожить лишь нашу свободу, продвигала к власти тёмную сторону Силы. Нынешняя угроза может привести к вымиранию всего населения галактики.
Меж тем уже опускался вечер, а Люк всё брёл со своей женой по берегу, притворяясь, что не думает ни о чём, кроме них двоих и заката. Пусть и понимал прекрасно, что его притворство лежит перед супругой как на ладони.
— Как мы назовем его? — Мара внезапно нарушила молчание. Солнце уже исчезло за горизонтом, и теперь Корускант разрушал иллюзию первозданной природы. Далёкие берега ещё рдели алым огнём, а вечернее небо оставалось на горизонте тёмно-красным. Только в районе зенита оно походило на небеса большинства безлунных планет, но и в этом случае оно было украшено разноцветными огнями аэрокаров и звёздных кораблей, спешивших домой, из дома или в другой порт. Миллионы огоньков, у каждого своя жизнь, каждый вызывает свою вспышку в Силе, протекающей вокруг них, сквозь них.
Нет, здесь не было никаких иллюзий. Всё было естественно. И по-своему красиво, если только глаза были готовы воспринимать эту красоту.
— Я не знаю, — он вздохнул. — Не знаю даже, с чего начать.
— Эй, это же просто имя!
— Но каждый почему-то верит, что оно очень важно. С тех пор, как мы стали светскими людьми, ты не представляешь, как много предложений относительно имени я получил, и многие от очень странных личностей.
Мара резко остановилась, и в её лице просквозило удивление.
— Ты боишься, — констатировала она.
Он кивнул.
— Боюсь. Я считаю, что нельзя говорить "это просто имя", когда оно даётся таким людям, как мы. Посмотри на Энакина. Лея назвала его в честь нашего отца, человека, ставшего Дартом Вейдером, в знак признания того, что он поборол тёмную сторону Силы и умер хорошим человеком. Это как примирение, символ того, что шрамы войны можно залечить. Что мы можем прощать и продолжать жить. Но для Энакина это настоящая пытка. Когда он был маленьким, он всё время боялся, что пойдёт по той же тропе, что и его дед. Это просто имя, но притом тяжёлая ноша на его плечах. Пройдут годы, прежде чем мы узнаем обо всех последствиях этого решения.
— Люк, твоя сестра — политик, и рассуждает, как одна из них. Дать такое имя — это было хорошо для галактики, но не для её ребёнка.
— Точно, — с неохотой признал Люк. — И нравится мне это или нет, но из-за того, что мы такие, Мара, наш ребёнок унаследует часть нашего бремени. Я просто боюсь взвалить на его плечи лишнее. Предположим, я назову его Оби-Ваном как дань уважения моему первому учителю. Будет ли он считать, что я требую от него стать таким же великим воином? Иметь такую же репутацию? Будет ли он чувствовать, что его жизненный выбор уже сделан за него?
