— Нет! — крикнул он. Это у Рамоны глаза были синие! У Кэтрин они зеленые! Неужели он уже путает живую жену с той, которая давно умерла?
Но есть ли у него жена? Всего двадцать дней назад придворная гвардия губернатора вломилась в их спальню, арестовала обоих и увела из дома через разные двери. Кэтрин отрывала их лапы от своих запястий и шла под прицелом пистолетов, храня презрительно-гордое выражение, хотя по лицу катились слезы.
Мак-Кормак стиснул руки с такой силой, что суставы затрещали. Боль была как приход нежданного друга. «Не надо, — подумал он. — Если я погублю себя только потому, что сейчас не могу сделать ничего лучшего, я просто выполню за Снелунда его грязную работу. Но что же я могу сделать?»
Сопротивляться. До самого конца.
Уже не в первый раз в его памяти всплыл образ существа, которое он хорошо знал: одинита, огромного, чешуйчатого, хвостатого, четырехпалого, с мордой древнего ящера, но верного соратника по оружию и умницы.
— Вы — человеки — чудной народец, — рокотал его гулкий голос. — Когда вас много, вы демонстрируете образцы мужества, стоящие на грани безумия. Но когда рядом нет никого, кто мог бы рассказать потом о том, как вы погибли, из вас выходит весь Дух, а пустая оболочка безвольно падает на землю.
— Наследственный инстинкт, я думаю, — отвечал Мак-Кормак. — Наша раса начинала как животные, охотившиеся стаей.
— Инстинкт можно победить тренировкой, — отозвался дракон. — Неужели понятие самодисциплины настолько чуждо вашему сознанию?
Теперь, сидя в своей камере, Хью Мак-Кормак кивнул головой.
«У меня, во всяком случае, есть свидетель в лице этой проклятой телекамеры. Возможно, в один прекрасный день кто-нибудь — Кэтрин, или дети от Рамоны, или какой-нибудь незнакомый мальчуган — увидит эту пленку. — Адмирал лег на койку — единственный предмет меблировки, кроме умывальника и стульчака, — и закрыл глаза. — Сегодня до ужина я обязательно сыграю в мысленные шахматы — по очереди за обоих игроков. Если времени хватит, я, пожалуй, неплохо освою эту технику. А перед едой я проделаю полный комплекс гимнастических упражнений. Те помои, что затем попадут в мое брюхо, вряд ли станут еще противнее оттого, что остынут. Зато после этого я, может быть, легче засну».
Он не стал опускать свой импровизированный занавес. Телекамера показывала наблюдателям высокого, поджарого мужчину, сохранившего гораздо больше живости, чем мог бы дать обычный комплекс процедур против старения. Немногое выдавало его пятидесятилетний возраст (в стандартных годах), кроме проседи в черных волосах и глубоких морщин на длинном сухощавом лице. Адмирал явно никогда не прибегал к омолаживанию и не прятался от сурового ветра множества планет, на которых побывал. Его кожа потемнела и задубела. Выдвинутый вперед треугольник, образованный носом, прямым ртом и тяжелым подбородком, служил как бы противовесом долихоцефальному черепу. Когда адмирал открывал глаза под нависшими мохнатыми бровями, они казались двумя осколками вечного льда. Когда он говорил, его голос казался грубым: десятилетия имперской службы, истекшие с тех пор, как он вернулся в свой сектор, почти уничтожили мягкий энейский акцент в его речи.
Адмирал улегся на койку. Он настолько увлекся попыткой сконцентрировать внимание на воображаемой шахматной доске, которая все время норовила исчезнуть в туманной дымке, что даже пропустил звук первого взрыва. Только когда раздалось еще одно «бах!» и стены содрогнулись, адмирал вдруг осознал, что это уже второй взрыв.
— Что, во имя хаоса?.. — Адмирал вскочил на ноги.
Третий взрыв показался более глухим, зато от него зазвенели металлические стены тюрьмы. «Тяжелые штурмовые ружья», — подумал он. На лбу Мак-Кормака выступил пот. Сердце стучало кузнечным молотом. Что происходит? Он бросил взгляд в иллюминатор. В нем виднелся Ллинатавр — мирный, спокойный, безразличный к происходящему. У самых дверей раздался какой-то шум. Прямо возле молекулярного замка возникло пятно — сначала красное, а потом раскалившееся добела. Кто-то резал сталь с помощью бластера. Мак-Кормак слышал голоса — неразборчивые, но явно возбужденные и злые. Крупнокалиберная пуля провыла в коридоре, срикошетила от стены со звоном и улетела куда-то.
Дверь не отличалась большой толщиной — ведь в ее задачу входило лишь помешать бегству узника, у которого нет ничего, кроме голых рук. Сплав не выдержал и потек вниз, как лава вулкана, тут же застывая странными узорами. Пламя бластера прорвалось в дыру, расширяя ее. Мак-Кормак прикрыл глаза рукой, защищая их от непереносимого блеска. Запах озона обжигал ноздри. В голове почему-то мелькнула дурацкая мысль: к чему так транжирить энергию?
Луч бластера погас. Дверь широко распахнулась. В нее ворвалась дюжина солдат. Большинство из них носило форму Космофлота. Двое в штурмовых скафандрах походили на роботов. Они тащили тележку на антигравах, которая служила подставкой для тяжелой энергетической пушки Холбарта. Был тут и кентавроид-донаррианец, куда более внушительный, чем гиганты в скафандрах. Его украшал целый арсенал разного оружия, висевшего прямо на голом теле, хотя инопланетянин и предпочел всему боевой топор. С топора текла кровь. Обезьянье лицо кентавра расплывалось в улыбке от уха до уха.
— Адмирал! Сэр! — Мак-Кормак не узнал юношу, бросившегося к нему с протянутыми руками. — С вами все в порядке?
— Да! Да! Что… — Мак-Кормак не мог скрыть растерянности. — Что происходит?
Офицер отдал честь:
— Лейтенант Насрелдин Хамид, сэр. Командую группой по вашему освобождению по распоряжению капитана Олифанта.
— Нападение на объект, принадлежащий Империи? — Казалось, голосовые связки адмирала принадлежат кому-то другому.
— Сэр, они собирались прикончить вас. Капитан Олифант в этом абсолютно уверен. — Хамид выглядел совсем растерянным. — Нам надо уходить, сэр. Мы пока не понесли потерь. Человек, который тут командовал, знал о наших намерениях и отослал большую часть своих людей. Он уходит с нами. Несколько человек отказались подчиниться ему и оказали сопротивление. Это люди Снелунда. Мы с ними разобрались, но кое-кто остался жив. Надо думать, они доложат о случившемся, как только наши корабли перестанут глушить их радиосигналы.
Происходящее казалось Мак-Кормаку нереальным. Какая-то часть его рассудка задалась вопросом: а не сошел ли он с ума?
— Губернатор Снелунд назначен самим Императором, — удалось выдавить из себя адмиралу. — Единственный законный способ улаживать противоречия — решать проблемы в судебном порядке.
К ним подбежал еще один человек. Свой энейский акцент он сохранил в неприкосновенности.
