Стоило выйти на лестничную площадку, как лампа истерично замигала и погасла. Вторая за неделю, пятая за месяц, наплевав на обещанные шесть лет гарантированной службы. Похоже, дело в проводке, но электрик, все проверив, только разводил руками: мол, проводка в порядке, а лампы в этом подъезде перегорают одна за другой. Такая вот бытовая мистика. Алиса уже привыкла, хотя поначалу боялась темного коридора.
Надо бы, конечно, установить над дверью камеру с режимом ночного видения, как у соседей. Мысль довольно-таки циничная для бывшей активистки студенческого движения против «Младшего брата» — как они называли федеральный проект по усилению мер безопасности.
С тех пор многое изменилось.
А может быть, сама Алиса изменилась. Научилась ценить безопасность больше свободы. Как, впрочем, и все в этом городе. В этой стране. Думать так было не то что бы неприятно, но странно. Алиса знала, что знакомые считают ее слегка «не от мира сего», да и сама осознавала, что многие вещи, важные для большинства людей, кажутся ей незначительными, а то и смешными. Она словно пребывала одновременно в двух ипостасях, и главной из них была некая отстраненная Алиса, не обремененная телесной оболочкой, наблюдающая спектакль, в котором главной героиней была журналистка Алиса Керген. Спектакль временами навевал скуку, временами казался невыносимым, но в целом та первая — наблюдающая Алиса-номер-один — смотрела его с удовольствием и даже слегка сопереживала честно играющей свою роль Алисе-номер-два, а точнее даже не ей, а ее персонажу, Алисе-номер-три. Сопереживала, но лишь до того предела, что отделяет зрителя от театральных подмостков. Искренне беспокоиться за жизнь и здоровье персонажа пьесы не получалось. Во всяком случае, раньше.
В последние годы наблюдательница все сильнее погружалась в пьесу, все чаще осознавала себя даже не актрисой, а той самой Алисой-номер-три, героиней трагикомичного спектакля. И все сильнее переживала за нее. За себя.
Про это растроение личности Алиса осмелилась рассказать только Симу, справедливо полагая, что более приземленные знакомые чего доброго шарахаться от нее начнут. Сим же над ее опасениями лишь посмеялся. В своей парадоксальной манере заявил, что именно Алиса из всех его знакомых и есть самая нормальная. Во всяком случае, гораздо нормальнее, чем те, кто отождествляет себя с мешком мяса и костей. С трупом, которым — по утверждению Эпиктета — обременена каждая уважающая себя душа.
И вот теперь Алиса все больше ощущала себя тем самым пресловутым трупом. За «труп» было страшно, его хотелось баловать красивой одеждой и вкусной едой, развлекать. Душа же лишь временами давала о себе знать приступами желтой тоски.
«Просто ты взрослеешь, Маугли», — отшутился Сим в их последнюю встречу, но шутка прозвучала печально. Жизнерадостный толстяк расстроился, помянул недобрым словом мироздание и полез в шкаф за коньяком. Вечер они завершили на балконе, распевая дуэтом «Марсельезу» и запуская в небо контрабандные фейерверки до тех пор, пока не прибыл наряд полиции. В общем, все как в старые добрые времена. Но грустный осадок от разговора остался.
Нащупав в темноте дверь, Алиса выбралась на улицу.
У подъезда сбилась в шумную кучку молодежь — обтягивающие футболки со светящимися граффити, мешковатые джинсы, шапочки-презики, совершенно лишние в такой теплый вечер и потому особенно ценные для имиджа. В воздухе висели обрывки круто замешанного на сленге разговора — Алиса даже приблизительно не уловила, о чем идет речь.
Это явное проявление границы, уже отделявшей ее от современных тинейджеров, пришлось в строку невеселых размышлений. Впрочем, граница пока была довольно условная: кто-то из тинов одобрительно присвистнул вслед, кто-то попытался познакомиться. Правда, никто не увязался следом. Ну, да на это сейчас редко кто осмеливается: можно запросто получить разряд тазера, если тебя не правильно поймут. Времена беспокойные, люди нервные.
«Вот парадокс, — размышляла Алиса, шагая ярко освещенным переулком, — вроде меры безопасности с каждым годом все усиливаются и усиливаются, а жизнь при этом становится все опаснее…»
Она настроилась идти в круглосуточный супермаркет на проспекте, но заметила свет в окнах небольшого магазинчика, где обычно покупала продукты. Несмотря на поздний час, на двери висела табличка «Открыто», а за кассой скучал хозяин — пожилой, красиво седеющий армянин Саркис Иванович. При виде девушки он одновременно обрадовался и встревожился:
— Алиса, свет глаз моих, что же ты так поздно? Нехорошо молодой девушке одной ночью ходить.
— Да мне здесь два шага, — беззаботно ответила она. — Сигареты кончились. А вы что так поздно открыты? Я думала, придется до супермаркета идти.
— Э! Сторожа где-то нелегкая носит! Полчаса назад позвонил, говорит, в метро поезд стоит, опоздаю ненадолго. И больше сам не звонит, и его мобильник не отвечает. Продавщицу я отпустил, а сам вот сижу — жду бездельника.
— Ну, раз телефон не отвечает, значит, поезда пошли. Это он в туннеле едет, там же глушилки стоят, — успокоила Алиса и, прихватив решетчатую корзинку, пошла вдоль полок.
Как обычно, при виде ярких упаковок, девушка впала в легкий ступор: готовить она не умела, да и не особо стремилась научиться. Завершая второй круг, Алиса подумала, что походы за продуктами всегда проходят по одному сценарию: сначала она долго бродит вдоль полок, пытаясь сообразить чего же ей, собственно, хочется. А потом покупает какой-нибудь готовый салат в пластиковом контейнере и с пластиковым же вкусом, нарезку соевой колбасы и шоколадку. И можно было бы сэкономить время, сразу загрузив в корзинку стандартный набор и сократив ритуальное кружение по магазину.
Алиса развернулась, пропуская в узком проходе парня с таким же набором «здравствуй, гастрит» в корзинке. Обменявшись понимающими взглядами, они улыбнулись и разошлись. Алиса продолжила свое бессмысленное путешествие вдоль полок, украдкой оглядываясь.
«А он ничего, — мелькнуло в голове, и Алиса тут же переключилась на обычный язвительный тон: — Брутальный экземпляр. Каждое утро зарядка, следит за весом, считает калории, ни капли в рот… Самовлюбленный зануда, короче».
Алиса понимала, что на самом деле означает эта стремительно возведенная защита — незнакомец ей понравился. Вообще, она давно уже не заостряла внимания на внешности. Увлечение атлетически сложенными мачо было благополучно пережито еще в институте, когда последовавшие один за другим три мускулистых красавца оказались пустышками с кучей комплексов. Но все же смотреть на широкие плечи и большие загорелые руки было приятнее, чем на тощие бледные конечности и пивные животики офисных хомячков. К тому же, лицо у парня было, что называется, «с историей»: без приторной слащавости секс-символов поп-культуры, умное и жесткое. Но не злое, скорее ироничное. А в остальном — обычный парень. Даже вызывающе обычный. Коротко подстриженные волосы неопределенно-темного цвета. Глаза Алиса не разглядела, но вроде бы тоже темные. В черных джинсах и такой же простой черной футболке без рисунка. Ни татуировок, ни сережек в ушах, кроме крохотной скобки наушника на правом ухе…
