Эдик загрустил и замолчал, что случалось с ним не так часто.
— Может, я его сначала тресну, — прорычал Иванов, — вруна распроклятого?!
— Не надо меня трескать, — попросил Эдик. — А то я и сам тресну! То есть по швам разойдусь!
— Я те разойдусь! — пригрозил Иванов.
— Не надо, пожалуйста, меня трескать! Я вам еще пригожусь.
— Действительно, — поддержал Швеллер, — подумай сам, если ты его треснешь, то он не сможет показать нам письмо. Я же тебя знаю.
— Это еще почему? Письмо он может показывать и без зубов.
— Верно, но как бы ты не перестарался.
— Да?! Ну, ладно, хорошо, — Иванов нехотя выпустил должника, — пошли, подлец. Знай, что если, на твою беду, у тебя не было дедушки…
— Дедушки есть у всех, — заверил Эдик.
— У меня не было дедушки, — один из бандитов смахнул скупую мужскую слезу.
— Одни придурки кругом, — выдавил Швеллер и отвесил парню подзатыльник, — соберись, дебил. У меня даже мамы с папой не было, в пробирке меня вырастили, а мне от этого ни горячо, ни холодно. Так, обидно только временами, что первые три года жизни только киберняню с железным лицом, похожим на утюг, и видел. Мне потом в каждом утюге что-то знакомое и родное мерещилось…
— То-то ты так утюги любишь, — хохотнул один из громил и поправился, осознав, что сморозил бестактность: — На живот кому-нибудь поставить, я имею в виду.
— А чего же… Хорошая штука утюг, — согласился Швеллер. — Правда, Цитрус?
— Не знаю, — скорбно ответил тот.
— Скоро узнаешь, — обнадежил его бандит.
— Пошли, — Иванов ткнул Эдика массивным кулаком в область печени, тот охнул и заспешил к гостинице, потирая ушибленный бок. За ним двинулась мрачная толпа.
Шли, сохраняя молчание. Выглядело шествие, как похоронная процессия. Не хватало только гроба, венков и покойника. Что касается скорбных лиц — они присутствовали в избытке. Самым скорбным было лицо потенциального покойника, шествующего впереди. Глазки его бегали, а мозги мучительно искали выход из этой казавшейся безвыходной ситуации. Ведь письма в номере не было.
Одинокие прохожие испуганно шарахались от живописной группы бандитов. Кто-то вжимался в пластиковые стены домов, кто-то спешил заскочить в магазин, даже если это была лавка по продаже снеди для бородавочников.
«Вот бы мой номер сегодня обчистили! — думал Эдик. — Со взломом! Тогда можно было бы списать потерю письма на грабителей. Конкурентов-наследников!»
Метров через двести они поравнялись с гостиницей «Астория», где Эдик квартировал в каморке размером два на два метра, с общей уборной на восемь комнат. Однажды он застал на унитазе похожего на громадного червяка немерианца. Тот пришел в гости к кому-то из постояльцев и решил опорожнить кишечный тракт. Эдик потом обходил туалет стороной, предпочитая пользоваться уборной в закусочной Джека Полпечени.
Уверенным шагом Цитрус прошагал мимо парадного подъезда. Даже не оглянулся на швейцара, который смерил «похоронную процессию» удивленным взглядом. На лице его отчетливо отразилось желание окликнуть постояльца — тот задолжал ему пару монет. Суровый вид сопровождающих Эдика заставил швейцара промолчать и насупиться.
— Эй, Цитрус, ты куда?! — окликнул должника Иванов. — Ты разве не здесь снимаешь собачий угол?
— Нет, нет! Я на днях переехал.
— Хм… У меня другие сведения. И куда же ты переехал?
— Перебрался в квартал к бородавочникам. Там жизнь дешевле. Продукты в магазинах свежие. И в ресторанчиках цены — просто загляденье.
— Фу-у-у-ты ну-ты, — Швеллер скривился, — я всегда знал, что ты омерзительный тип, но чтобы настолько… Как ты можешь обитать в квартале бородавочников? Там же такая вонь. И грязь. И эти мерзкие сопливые твари. В их рестораны и зайти противно — не то что там питаться!
— Привык, — откликнулся Эдик, — к тому же я не одобряю шовинизм. Бородавочники — такие же разумные существа, как мы с вами, и имеют право на то, чтобы к ним относились с уважением. Ясно вам, господин Швеллер?
— Не сказал бы, что они такие же, — смерив должника удивленным взглядом, откликнулся Швеллер. — А ну-ка, стой!
Эдик остановился:
— В чем дело? Мы не пойдем смотреть на письмо дедушки?
— Сдается мне, ты нам врешь. Бубличная фабрика — еще половина беды. Но жить в квартале с бородавочниками и жрать в их убогих закусочных…
— А я о чем говорю! — прорычал Иванов. — Может, прикончим его, и вся недолга? Только прежде помучаем, чтобы другим неповадно было.
— Неплохая идея, — отозвался Швеллер, — для таких дел у меня есть специальный человек, пыточных дел мастер, но этим гадом я, пожалуй, займусь лично. К бородавочникам он требует уважительного отношения! Надо же, какая скотина! Мало того, что спустил мои деньги, так еще и издевается!
Глаза его полыхнули таким хищным блеском, что Эдик вздрогнул.
— А в чем, собственно, проблема? — спросил он как можно невозмутимее. — Ну да, письмо дедушки в квартале бородавочников — потому что я там живу. Неужели вы не хотите забрать свои деньги? Убив меня, вы их точно не получите. Вам не всё равно, где я квартирую и с кем вожу дружбу?
— Ты еще и дружишь с кем-то из этих тварей?! — изумился Швеллер.
— Ну да… Я должен одному крутому бородавочнику пару сотен. Если вы убьете меня просто так, не спросив его, у вас могут быть крупные неприятности. Вас всюду начнут доставать бородавочники. Они, кстати, весьма изобретательны в способах убийства! Представляете, заходите вы с утра в свою ванну, а там бородавочник! Они мастера проникать в закрытые помещения.
— Это так, — кивнул Швеллер. — Знавал я одного бородавочника на Дзете Змееносца. Там на астероиде есть колония, где я чалился по второму разу… Так для этого бородавочника пролезть в квартиру было не сложнее, чем для меня — проникнуть без приглашения в дошкольное заведение.
— А зачем тебе проникать в дошкольные заведения? — с подозрением покосился на него Иванов.
— Это я неудачно выразился, — пробормотал Швеллер и поспешил перевести разговор на другую тему: — Ну, так что ты там бормотал о бородавочниках?
— Я говорю, что, убив меня, вы обретете массу проблем и не получите никакого удовольствия! — затараторил Эдик.
— Вовсе нет! Мы получим огромное моральное удовлетворение! — прорычал Швеллер. — Да, Иванов?
— О да-а-а! Сдается мне, он просто хочет нас развести, Швеллер. Перо ему в бок надо сунуть. А лучше сухожилия на ногах перерезать. Чтобы не сбежал. И про утюг ты там что-то заикался…
— Разве может маленькое моральное удовлетворение сравниться с большим количеством наличных?! — взвизгнул Эдик. — Только подумайте, господа, какой куш вам предстоит урвать! Я с радостью отдам вам наследство дедушки. Часть наследства, по размеру моего долга, конечно. И даже с процентами! А сам уеду отсюда и буду себе жарить бублики.
