что я отрезал кусок лосятины и сунул себе в рот, потом ухватил небольшой походный топорик и отправился за хворостом, в пол голоса ругаясь на сырую траву и холодную землю под босыми ступнями. Тут же нарубив сухих веток не то что в достаточном, а даже избыточном количестве. Самое веселое — разжечь костер с помощью огнива. Ну а что, спички нынче неимоверный дефицит. Поэтому я аккуратно достал из пакетика с замком пучок хорошо высушенного трута и заскоблил железом о кремень, высекая сноп искр.
Как только огонек заплясал по веточкам и старой берёзовой коре, я кинул несколько толстых сучков, воткнул в землю рогатку и подвесил над костерком на тонкой цепочке котелок с водой, для чая.
Само собой не настоящего чая, а смеси высушенных листьев малины, смородины и тысячелистника. Или еще чего-то подобного, этим добром женщины занимаются, я не особо вникал.
Потом не торопясь жевал жестковатое вяленое мясо, которое нарезал тонкими ломтиками, запивая чаем. Хехе, раньше я ел быстро, словно торопясь куда-то, и не всегда по-настоящему наслаждаясь вкусом еды, превращая удовольствие в обычное набивание утробы. А вот сейчас, когда еда стала гораздо проще, когда ее уже нет в избытке а выбор стал не велик, я внезапно начал ценить такие моменты. Не спеша пожевать, потом сидеть и смотреть на лес сквозь пар, поднимающийся над кружкой чая, слушая ветер в кроне деревьев и вдыхая сыроватый запах хвои и прелой листвы. Что может быть лучше?
С кряхтение растянулся на коврике, с наслаждением расслабляя ноющую спину и сунув под голову руки. Всё-таки скоро полтинник, и старые травмы все чаще дают о себе знать. Скоро, блин, полтинник, а кроме меня на разведку идти некому. Такие вот печальные дела.
Я прикрыл глаза. На пол часика можно.
А через пол часа я скидал в сидор шмотки, немного провозякавшись с маленькой, шириной в ладонь диаметром, алюминиевой сковородкой, укладывая ее так, чтобы она легла ровно, чуть выше середины вещмешка, и на спину не давили закопченый котелок и фляжечка с самогонкой. Ну и всякие другие мелочи типа стеклянной пятисотграммовой банки тушёнки, которую научилась делать жена. Причем сама банка была простерилизована и вставлена в обрезанную пэт-бутылку, а затем с помощью кипятка бутылка съежилась и так плотно облегла баночку, что ее стало нельзя снять. Такую банку стало сложнее разбить, стукнув по ней чем-нибудь твердым. Но это НЗ, на крайняк. А пока доедаем более скоропортящиеся продукты.
К вечеру я добрался до намеченного места ночёвки, привычно накидал под раскидистую ель свежего лапника, постелил на него туристический коврик, рядом кинул плащ-накидку — укрываться. Поужинал кашей, все тем же мясом (как же, блин, в нем не хватает приправ) снова долго хлебал чай, глядя в холодное бездонное небо. Потом натянул москитную сетку, пододел под анорак старый свитер, и, положив рядом заряженное ружье, задремал — а сном это было назвать нельзя — чутко, вскидываясь при каждом подозрительном шорохе. К середине ночи спустился туман, я подкинул толстую дровину в почти погасший костер и вырубился, свернувшись калачиком. Холодно.
***
— Ты глянь, что творится, — я ткнул пальцем в экран ноутбука, как будто любимая могла увидеть экран. — Пишут, вторая волна идёт. Вируса. Народец дохнет, вроде. — Я сидел на диване, укрывшись пледом и читал новостные ленты, потягивая из большой кружки чай.
Жена стояла у плиты, колдуя над запеканкой. Свиные рёбрышки и кругляши резаной картошки в духовке одним своим видом выбивали слюну, а сверху ещё немного специй и майонеза. Мммм, божественно, а аромат просто убийственный.
— И? — откликнулась она колдуя над плитой. — Будем опять ходить в масках и изображать карантин?
— А кто его знает? Но начинается как в прошлый раз, уже вроде и импортные врачи на измену подседают.
— Сам только на измену не подсядь.
— В каком смысле? — я подозрительно уставился в спину жены. — Помнишь, ты ругалась, когда я начал скупать продукты и фарму? Ну ведь помогло же? И масок купил, на пол года хватило. Да вообще норм затарился, сколько потом денег сэкономили, когда на продукты цены вверх полезли.
— Ну да. Сперва они сами же, — жена потыкала лопаткой куда-то вверх, — развели панику, распродали за дорого разные неликвиды, разогнали инфляцию… Горбунов, ты правда думаешь, что они изначально не знали, что паника не соответствует опасности?
— А что, хочешь сказать, что корона оказалась не опасна? Сезонный грипп, типа?
— Не ерунди! Я такого не говорила!
— А что ты говорила?
— Я говорила, что надо же как-то было оправдать инфляцию, типа, мы не при делах, это все вирус. Отнеситесь к этому с пониманием. — процитировала она одного известного политика, всплеснув руками. — Я не я, и жопа не моя. А как же, за месяц продукты так сразу подорожали? И не в инфекции дело было. Сволочи! Сметана вон как подорожала!
Угу. Не очень внятно-понятно, но очень эмоционально. Как обычно.
— Ну ты даёшь, все новости опять к сметане свела, — восхитился я. — И как так у тебя получается?
Я снова уставился в экран.
— А что? Нет, ну это нормально?! — Ульяна отложила ложку, которой мешала мясо в глубокой сковороде, развернулась ко мне, уперла руки в бока и обвиняюще заявила: — Тебе что, прошлого раза не хватило? С короной? Сперва панику навели, людей по хатам заперли, половина народу до сих пор в долгах, без работы, и вроде как потом оказалось, что… — она замялась, подбирая слова и бодро шурудя лопаткой в сковороде, — типа, мы пошутили.
— Ну почему ж пошутили, зараза то была, даже я вон переболел. А кое-кто и помер.
— Ну так ведь ты не помер же? А кто помер у того куча других болячек была, с тем же успехом и от чего другого бы загнулись.
— А осложнения? Вон сколько народу до сих пор кто лысый, кто с лёгкими маются? Пчёлка моя, ты опять на броневичок лезешь? — хмыкнул я, в пол глаза продолжая глядеть в экран ноута.
— Да ну тебя, — отмахнулась разгорячившаяся Уля. — Помнишь же, когда выяснилось, что куча народу со временем превратилось в инвалидов от последствий, все просто спустили на самотёк. Типа, «помер Максим, ну и хрен с ним. Положат его в гроб, ну и мать его йоп?». Им, видите ли, экономика важней. А люди, — она громко постучала ложкой в сковороде, перемешивая что-то, — а люди побоку.
Я поморщился, вспомнив, как у меня после короны начало пошаливать сердце, получив как осложнение что-то с сердцем. И сколько денег я выложил тогда за новый тогда противовоспалительный гормональный
