Я за МКАД не выбирался лет двадцать, не считая заграницы, а теперь думаю, что правильно делал. И напоследок какая-то Пандора, с которой я якобы свалился. Понятия не имею, что это такое, но звучит грозно.
Короче говоря, вопросов становилось всё больше, но ни одного ответа мне получить так и не удалось. Не хотелось бы, чтобы всё это оказалось адом, в который я искренне и изо всех сил не верил, иначе придётся встретить множество знакомых.
— С Пандоры, чаво непонятного? — продолжал бубнить горбун.
На этот раз он указал пальцем вверх. Я поднял голову, и челюсть моя чуть не отпала. Огромный неровный шар завис над землёй. За ним тянулся шлейф обломков и пыли. Где-то позади скрылось светило, проявляющееся лишь слабым желтоватым ореолом.
То, что я не на Земле, стало вдруг яснее ясного. Я никогда не думал, что это возможно… Чёрт, да я вообще никогда об этом не думал, а теперь был попросту ошеломлён. Не знал даже, можно ли это назвать удачным продолжением неудачного дня или стоило жалеть, что падение не закончилось обыкновенной смертью.
— А где Луна? — только и смог спросить я.
— Кака-така Луна? Чаво это такое? Нажрался, басни навыдумывал, а мне их знать надобно… — по новой начал своё брюзжание горбун.
Но я его прервал:
— Завязывай. Прекрати! Я понял, что ты себя самым умным считаешь, но я понятия не имею, что это за место. Так что лучше говори прямо, это ад?
— Свалка энто! Самая простая свалка.
— И мусора здесь столько из того города? — кивнул я на островок света вдалеке.
— С чего бы? Там свой мусор, у нас свой. И нечего ихнему мусору к нашему лезть.
— Тогда откуда он здесь берётся?
— Как это откуда? Ты ещё и этого не знаешь? Где-то кто-то чего-то потерял, а оно сюда попадает. Вон, глянь, — горбун поковырялся в куче возле себя и выудил из пакета женские кружевные трусики. — Вот те, например, труселя бабские. Забыла краля какая у любовничка их, а мужичок заметил, да под кровать кинул, чтоб жинка не нашла. А там суть да дело, и позабыли все про них. Вот так и свалились они в мою кучу. А я их возьму, да на рынке барышне какой сторгую. И мне хорошо, и ей красиво. Вещица-то дорогущая, цельное состояние стоит.
Горбун скрутил трусики и сунул в карман. Я проследил за его движениями в полной растерянности. Как он узнал эту историю? Как трусы из-под кровати попали на свалку? Причём здесь вообще любовники и их проблемы? Я не понимал, как ни старался, но чем усерднее думал об этом, тем яростнее голова шла кругом. Всё, что я видел, превращалось в иллюстрацию бреда для толкового словаря. И хуже всего, что я не знал, как отсюда выбраться. Прежняя жизнь, пусть и со всеми неприятностями, нравилась мне куда больше.
— Ладно… ладно. Ладно! Ни хрена не понимаю, но ладно, — проговорил я, пытаясь вытянуть из воспалённого сознания хотя бы намёк на план. Но получалось только повторять: — Допустим, допустим, допустим, допустим…
— Эко тебя накрыло, — пожалел меня горбун. — Видать совсем крыша течь дала. Ну это не чего. Поспишь, оклимаесся, а там и поработать смогёшь.
Я смотрел на него непонимающим взглядом и не слышал, что он говорит. Новости, не поддающиеся логическому объяснению, ошарашили меня и выбили из равновесия. Я с трудом понимал, что делаю, а всё остальное воспринималось как данное.
— Ну, пойдём, болезный, покушаешь, поспишь. Пойдём, — он потянул меня за руку и повёл за собой со склона мусорной кучи.
А мне ничего лучше в голову не пришло, как спросить:
— Ты что, ещё и живёшь здесь?
— Агась. Не люблю город, там злыдни сплошные.
«Может, ты и прав.» — подумал я, слепо идя за ним, а сам глаз не мог оторвать от Пандоры.
Неужели это не Земля? Неужели правда?..
Хижина горбуна находилась у подножия мусорной кучи, стеснительно спрятавшись от лишних глаз. Неровные стены из разношëрстных обломков, просевшая низкая крыша, хлипкое крыльцо. Первая ассоциация, что пришла мне на ум — типичный дачный домик, только собранный из подручных материалов и заброшеный.
По-хозяйски горбун провёл меня внутрь и велел садиться. Куда именно садиться, я понял только когда тусклый свет керосиновой лампы осветил веранду. Тогда всё нищее убранство выползло из мрака и заставило брезгливо поморщиться
Вместо обоев стены покрывали пожелтевшие газеты с объявлениями. Большую часть комнаты занимал овальный обеденный стол, накрытый дырявой грязной скатертью непонятного цвета. Стулья не вызывали доверия: скрипели и шатались от малейшего прикосновения.
— Ща я нам харчи погрею, погоди, — пообещал горбун и скрылся в соседней комнате.
Я же так и сидел, тупо уставившись в окно и пытаясь понять: я сплю и вижу кошмар или на самом деле случилось нечто такое, что не имело объяснения. В таком случае, куда меня занесло? В ад? Или в какое-нибудь чистилище? Не хотелось в это верить, но никакие другие варианты придумать не удавалось. Фантазии не хватало, что ли.
Вскоре горбун вернулся с двумя жестяными мисками и котелком с пахучим варевом. Запах не вызывал аппетита и убедительно намекал, что супчик вот-вот забродит. Когда же передо мной оказалась миска, полная коричневатой бурды, всякое желание есть вовсе пропало.
Что же до горбуна, то он уплетал свою стряпню с поразительным удовольствием. Сербал с ложечки бульон, чвакал жилистым жёстким мясом и через раз спрашивал, почему я не ем.
В результате я всё-таки запихнул в себя пару ложек пересоленного мясного бульона, а потом отодвинул миску и спросил:
— Это Земля?
Я решил расставить точки над «i». Горбун мог оказаться совершенно глухим отшельником, мог не общаться ни с кем из местных, но одно он знать был обязан: на Земле мы или нет?
— Ну, чаво ты заладил? — недовольно прохрипел он, вытирая бороду. — То Земля, то ад. Свалка энто, как ты не понимашь? Всегда свалкой была и навсегда свалкой останется!
— Я не об этом спрашиваю! — даже прямой ответ не убедил меня. — На Земле есть свалки. Много свалок. На какой из них мы?
— Вот ведь упёртый баран. Свалки нет только в городе, а везде вокруг мусор. Я буду звать тебя Балда, коль ты очевидных вещей понимать не хочешь.
— Вообще-то меня зовут…
Представиться мне не дало урчание подъехавшего автомобиля. В темноте за окном сложно было различить хоть что-то, но я заметил очертания подъехавшего внедорожника и как из него вышли трое
— Черепаха, псина ты немытая!
