Подарки на этом закончились, правда, в одном из карманов удалось обнаружить брезентовую портупею, которая куда предпочтительнее кожаной. И тоже цвета хаки.
На дне рюкзака прощупывалось что-то мягкое, но Чужинов даже смотреть не стал. И без того ясно, что там пенополиуретановая подстилка, на которой и на леднике спать можно, не боясь застудить себе почки, которую можно использовать как гамак или носилки для переноски раненых.
«Да уж, – думал Чужинов, облачившись в «Горку» и пытаясь разглядеть себя со стороны без помощи зеркала, – дошел ты, Глеб, до точки. – Новая одежда висела на нем мешком. Вообще-то размер был его, но похудел он за время болезни так, что хорошо, если пятидесятый остался. – Ну ничего, как говорила бабушка, были бы кости, а мясо нарастет. Кстати, Викентьев сказал, что там еще должно быть и письмо от Ларионова».
Нашлось и оно.
«Глеб, – писал Ларионов, – бесконечно тебе благодарен. Очень надеюсь, что содержимое рюкзака тебе понравится».
Число, размашистая подпись и в самом низу приписка:
«Буду рад увидеть тебя в Мирном. И дела для тебя найдутся, и просто погостить».
Еще бы Чужинову подарки не понравились: по нынешним временам и сам рюкзак, и его содержимое – клад, да еще какой! Понимает Ларионов толк в подобных вещах. А чего удивительного: в прежней жизни он, как и Викентьев, тоже полковник, хотя к спецуре никакого отношения не имел. Глеб снова взял со стола пистолет. В теперешнем его состоянии, когда с автоматом не развернешься, мечтал он об АПС, а тут такая удача.
Скрипнула дверь, пропуская Марину. Девушка, увидев его в «Горке» и с пистолетом в руке, побледнела.
– Глеб, ты куда собрался? – всполошилась она. – Рано тебе… ночами иной раз зубами скрежещешь, еще и постанываешь… – Отлично себе представляя, что, если тот что-то решил, отговаривать бесполезно.
– Никуда, милая, никуда, – улыбнулся ей Чужинов, положив пистолет снова на стол и обняв девушку здоровой рукой. – А если даже и соберусь, тебя возьму. Поедешь со мной?
– Еще спрашиваешь! – Марина прильнула к нему. – Кирилла Петровича видел?
– Заходил не так давно. Скоро снова должен прийти.
И действительно, Викентьев не заставил себя долго ждать.
– Ну что, Глеб, собирайся, – с порога заявил он. – Отправляемся завтра в семь ноль-ноль. – Затем обратился к девушке: – Ну, Марина, ты прямо расцвела… красавица-то какая!
– Теперь есть для кого, – потупилась та. – Ой, Кирилл Петрович, давайте я вас чаем угощу, – засуетилась вдруг девушка.
Все уже заняли места в лодке, готовясь к отплытию, когда Глеб подошел к Старовойтовой попрощаться.
– До свидания, Евдокия Петровна. И спасибо вам за все!
– До свидания, Глеб. Береги себя, по крайней мере хотя бы в ближайшее время.
– Постараюсь. Ну а когда полностью приду в себя, обязательно к вам наведаюсь: наш уговор я помню.
Лодка шла строго посередине реки, стараясь держаться от обоих берегов как можно дальше. Ритмично скрипели под взмахами весел две пары уключин. Оружие держали наготове: и для тварей, которые в любой момент могли показаться из-за прибрежных зарослей и броситься в воду, и для бандитов. Впрочем, твари в воде далеко не так молниеносны, как на суше, и потому серьезной опасности не представляли. Ну а бандиты… На воде все как на ладони, хотя шансов нарваться на них в этих краях было не так уж и много.
Скоро вместе с морозами придет зима и тварей станет значительно меньше. Часть из них замерзнет, другая, собравшись вместе и сплетясь в огромные клубки, впадет в состояние, похожее на анабиоз. Так будет продолжаться до самой весны, когда их снова будет очень-очень много.
Но хватит и тех немногочисленных особей, что и зимой проявляют активность. Именно они – головная боль поселений в холодное время года. Обычная тварь испытывает лютую ненависть ко всему живому и особенно к человеку. Настолько лютую, что, не раздумывая, бросается на него, если появляется хотя бы малейшая возможность, метит она всегда в горло.
Несмотря на свой норов, тварь может поберечься и не лезть под выстрел, если вцепиться в горло шансов нет. Тогда она способна выжидать бесконечно долго в надежде на то, что такой шанс когда-нибудь да появится. «Зимние» твари – облудки – от остальных отличаются. Они значительно крупнее, со светлым окрасом и с еще более потрясающей регенерацией. Ярости в них нисколько не меньше, но облудки, а именно такое название прилипло к ним, ведут себя намного хитрее, всегда наверняка выбирая момент для атаки. Глеб понятия не имел, почему их назвали именно так. Возможно, из-за того, что «облуд» на древнерусском языке означало «обманщик», возможно, по другой причине, что, впрочем, в их поведении абсолютно ничего не меняло. Имелось у «зимних» тварей и другое название – ублюдки. Первые три зимы после того, как на Земле случилась катастрофа, они не встречались, появились лишь на четвертую, и это стало для людей полной неожиданностью.
Лодка, на которой они плыли по Врегде, впадающей во Фрязинское озеро, чем-то походила на древнерусскую ладью. Длинная, узкая, с высокими носом и кормой и расположенными внахлест досками бортов. Для пущей достоверности не хватало только развешанных по краям щитов, остроконечных шлемов на головах да начищенных до блеска кольчуг. Или сабель и лихо заломленных набок лохматых казачьих шапок.
«А вот и атаман, – взглянул Глеб на сидевшего на носу Викентьева. – Только княжну за борт в набежавшую волну выкидывать не позволю: она моя», – и он перевел взгляд на Марину.
Викентьев, уловив взгляд Чужинова, знаками показал ему – подойди.
– За следующим поворотом Праня – тот самый приток. Вверх по ее течению находится то, о чем и был разговор.
Глеб кивнул: понял и запомнил. На Пране, почти в самом ее истоке, расположен укрепленный кордон. Никакого стратегического значения он не имеет: мимо него не проходят пути миграции тварей, чтобы можно было вовремя предупредить людей, чтобы их не застали врасплох. Не нужен он и как форпост: мимо него не прокрасться бандитам, задумавшим совершить очередной набег. Дело в другом: недалеко расположены солончаки.
В прежние времена никто бы на них и внимания не обратил: для промышленных объемов они интереса не представляли. Теперь все изменились, и добываемой там соли хватало не только на нужды возглавляемых Викентьевым «Снегирей», но и на то, чтобы приторговывать, меняя соль на самое необходимое. Соль ныне, когда люди остались без электричества и, как следствие, без холодильных установок, стала едва ли единственной возможностью запастись продуктами впрок и сохранить их. За исключением конечно же зимней поры, но хлебать пресный супчик и зимой удовольствие весьма сомнительное.
