Рядом с ним на столе возвышался зеленый шлем с зеленоватым забралом. А сам он был в мягкой броне типа «булат». Такую броню Костя видел всего один раз, на закрытой выставке в Туле. Было это полгода назад, тогда эта броня считалась экспериментальной. Теперь она будто бы пошла в войска. Остальные были одеты кто во что: двое — в кевлар, усиленный стальными пластинами, один — в зеленый траварон, другой — в аромидную форму, еще один — в простую армейскую камуфляжку. И вооружение серьезное: от «калашей» всех типов, с подствольниками и без них, до одного девятимиллиметрового «винтореза», ручного пулемета ПКМ, кассетного гранатомета РГ-6 и шести «мух», небрежно сваленных в угол. А рядом с самым здоровым — остальные бойцы звали его Куоркисом — стоял, прислоненный к стенке, гранатомет побольше — РПГ-27. У печи горой были сложены рюкзаки — с ковриками, спальниками и накомарниками.
— Наверное, — согласился Костя и осторожно сел на топчане, прислушиваясь к себе.
Тело совершенно не болело. Ну разве что ступня правой ноги, которую он подвывихнул. А вот в голове еще звенело. Но это от слабости. Костя невольно посмотрел, что накрыто на столе, и облизнулся.
— Кто за тобой бегал? — шесть пар глаз вопросительно уставились на него.
Костя хотел сказать, что фашисты из прошлого, а потом решил, что это прозвучит дико. Ведь такого не могло быть. Ведь если бы люди приходили из прошлого, то такой факт был бы давно зафиксирован наукой, и все такое. А уж их брат телевизионщик обязательно раструбил бы на весь мир. Поэтому говорить о фашистах из прошлого нельзя было ни при каких обстоятельствах.
— Бандюги какие-нибудь из прошлого? — Сказал Калита.
— Ну говори! Говори! — подтолкнул кто-то в бок.
— Что-то вроде этого, — смущенно пробормотал Костя.
— Нет, так парень, не пойдет, — заверил его Калита. — Иди сюда и расскажи подробно.
Пришлось Косте сесть за стол и рассказать обо всем, что с ним произошло. Между делом он съел пару картошин и пучок сладкого лука. Такого лука он прежде не ел. А еще смолол здоровенную краюху сытного домашнего хлеба, но самое главное — выпил чарку водки, и его немного развезло. Концовку он скомкал. Не стал говорить, как через два забора перепрыгнул. А о том, что через минные поля прошел, он и сам не знал. Но его с недоверием спросили:
— А через минные поля ты что, перелетел?
— Через какие поля? — удивился Костя.
— По обе стороны заборов на расстоянии метров пятидесяти все заминировано, — объяснили ему со сдержанной доброжелательностью.
— Я не знаю… — упавшим голосом ответил Костя, — я просто бежал, и все.
Он с детства испытывал дискомфорт, когда взрослые ему не верили. А когда объяснялся с любимой девушкой Ирой, вообще, можно сказать, пережил шок, потому что она не восприняла его слова всерьез. Несерьезным был Костя Сабуров человеком. Это все признавали. Он и теперь больше всего боялся, что ему не поверят.
— Ну, считай, что тебе повезло, — резюмировал Калита.
— Почему? — спросил Костя.
— Последний раз немцы сюда забредали, знаешь когда?
— Когда?
— В сорок втором!
Все засмеялись, глядя на его растерянное лицо.
— А если серьезно, если появились, то, значит, заинтересовались Дырой. Слышь, Леонид?
— Да слышу, слышу, — отозвался Куоркис.
Костя выпучил глаза. В башке у него заклинило. Он никак не мог до конца поверить в то, о чем они говорили. Не учили его этому никогда и нигде, к тому же он свято верил во все теории Эйнштейна, в «большой взрыв», энтропию и Дарвина.
— Здесь много, кто ходит, — объяснил кто-то из бойцов, кажется, тот, кого Калита пару раз назвал Дубасовым.
— Например, черный сталкер! — хохотнул кто-то из молодых. — А селедка есть?
— Какая, к черту, в Зоне селедка?! Обойдешься без селедки.
— Селедка в Зоне дефицит, — сказал Семен Тимофеевич.
— А кто такой черный сталкер?
— Кто такой черный сталкер? — переспросил Калита. — Хм… Никто его не видел, понимаешь. Говорят, он ходит по Зоне без оружия. Ничего и никого не боится.
— А еще хитер, как бес! — подсказал молодой сталкер.
— Как теща! — хохотнул кто-то.
— А еще он вечен, — сказал Калита. — Вроде бы из новой формации людей.
— Вот он один хабар и таскает, — сказал Дубасов. — Ему одному и везет.
— А почему «черный»? — спросил Костя.
— Да потому что Дыра дает такой загар.
— Так он что, в Дыру ходит?
— А куда еще?! — удивился Дубасов. — Знаешь, какой там товар?!
— А еще потому, что работает исключительно на черный рынок.
— Говорят, у него дворец на Гавайях, но он любит наш климат.
— Патриот, что ли?
— Да что-то вроде этого.
— Какой, к черту, патриот?! Просто привык парень к холодному климату, его на юга и не тянет.
— Нет, он патриот!
— Да иди ты в пень!
— А я говорю, что патриот!
— Немцы могли тебя запросто убить, могли и с собой забрать в какой-нибудь концлагерь, — не обращая внимания на перепалку вокруг, сказал Калита.
— Запросто! — подтвердил Куоркис. — Я их знаю! Пару раз сталкивался.
— Кстати, будешь писать, не забудь, что меня зовут Калитин Андрей Павлович. Старший механик Чернобыльской АЭС.
— Это ж было черти! — вырвалось у Кости.
— Не так уж и давно, — ответил Калита. — Но с тех пор вот маюсь.
— Да мы все маемся, — засмеялись сидевшие за столом.
Была в их словах какая-то грустинка. И даже не грустинка, а покорность перед обстоятельствами.
— А ты думаешь, почему мы все такие молодые? — спросил вертолетчик Сергей Чачич, единственный старше всех после Семена Тимофеевича. — Мы старые! Это Зона нас оставила навечно молодыми.
Костя покосился на окружающих. Были они все как на подбор, плечистые и высокие — качки. Сытые и упитанные. Шутят, что ли? — подумал он. Точно шутят, потому что, например, у крайнего справа то ли по фамилии, то ли по кличке Мамыра совсем юношеский румянец на щеках. И лет ему, как и Косте, от силы двадцать одни, не больше.
— А мы все мутанты, — шутливо сказал с противоположного края стола Дубасов, спасатель из Изюма с обожженным лицом.
И все засмеялись — весло и беспечно, словно не сидели в самом жутком месте на Земле — в Зоне. Так могли смеяться только бывалые люди — сталкеры.
— Не бери в голову, — посоветовал Куоркис, бывший технолог четвертого реактора, — сталкеры мы, сталкеры. А все сталкеры — братья!
— Так бы и сказали… — смущенно пробормотал Костя, подумав, что разговоры о пришельцах — просто байки, и отправился на топчан досыпать, тем более что его все же сморило.
