Все было бы хорошо, если бы не Кирилл. Ему было явно неуютно в обществе шумных обитателей Гуляй Поля. К тому же за ним повадился ходить по пятам тот самый тщедушный анархист с воспаленными глазами, который говорил о мертвых душах. Отловив Кирилла и взяв его за пуговицу, он начинал, озираясь, втолковывать, что отшельник из оврага на самом деле темный колдун, потому-то ему и не страшна никакая радиация. Дескать, старик нарочно направил их в обход канала, потому что стережет страшный секрет: между западным и восточным мостом канала, где они сначала собирались пройти, находится одно из мест силы. Человек, побывавший там, набирается невероятной энергии и исцеляется от всех болезней, даже если не подозревает об особенных свойствах этой местности. А колдун специально охраняет эти места и не дает людям приближаться к ним.
— Я еще мальчишкой там бывал — запредельное место! — горячился мужичонка, брызжа слюной. — Там, где кончается канал, начинается заросший склон, а по нему гигантские трубы проложены. И на склоне то какие-то ржавые лестницы, то ступеньки каменные, покрошившиеся, и все это кустарником заросло. А на берегу канала старый заброшенный завод — корпуса все черные, словно там пожар бушевал. И еще местные говорили, что до Катастрофы там каждую ночь гудело что-то, да страшно так…
Кирилл пытался увернуться, но анархист снова настигал его и втолковывал:
— А сам канал тоже не случайно выкопали. Я при всех такое говорить не стал, но только его не только копали заключенные, но и проектировали совсем непростые люди. Если по карте линию провести и этот канал продолжить, то другой ее конец упрется как раз в Стоунхедж! Это в Англии, капище друидское! Чуешь, к чему все клонится? Ты, я вижу, и сам человек непростой, ученый. Другой бы от колдуна живым не ушел…
От таких разговоров у парня потихоньку начинала ехать крыша.
Нюта между тем пользовалась любым случаем узнать побольше о жизни на соседних станциях: она не оставляла надежды добраться до Беговой. Немного успокаивало, что на Соколе, Аэропорте и Динамо как будто жители были вполне мирные.
— Надо тебя со Стасом свести, — сказал Валет. — Он лучше других окрестности знает, да и про вашу линию тоже.
Стасом оказался тот самый анархист с волевым лицом, на которого Нюта обратила внимание еще в первый день на станции. Она отметила про себя, что он, пожалуй, гораздо старше, чем ей сначала показалось, наверное, лет под пятьдесят. Стас смотрел на окружающих свысока. Из объяснений Валета Нюта поняла, что этот человек отличается отчаянной храбростью, за это его здесь уважают и прощают некоторые недостатки, вроде чрезмерной образованности и оригинального взгляда на вещи.
— Трудное дело ты затеяла, — сказал Стас Нюте, выслушав ее сбивчивый рассказ. — Без провожатого туда тяжело добраться, но ты, я вижу, сильная и упорная, так просто не отступишься. Значит, маршрут будет такой. Сначала Белорусская. До нее можно на дрезине проехаться, с ветерком, когда хлопцы наши опять в поход соберутся. Там — переход на Ганзу, и потом по кольцу, опять же на дрезине, до Краснопресненской. С нее будет на Баррикадную переход — это уже станция Конфедерации 1905 года, к которой и Беговая относится. Но если на Ганзе правила более-менее понятные, то в пределах Конфедерации на каждой станции все равно свои порядки. Вроде бы в целом у них примерно как на Красной линии, только без фанатизма и классовой борьбы, а так, как и почти везде в метро, сам черт ногу сломит. Особенно на самой станции Улица 1905 года — там народ, по-моему, на всю голову больной: вроде атеисты, а суеверий полно.
Нюта вздрогнула, и от Стаса это не укрылось.
— Расскажи-ка и ты мне про свою станцию, — попросил он. — Я ведь как-то видел ее, проезжая мимо еще до Катастрофы. Ее обычно в темноте не разглядеть было толком, но там как раз с другой стороны тоже поезд шел, свет из окон падал. Странное такое ощущение — пустая, темная станция. Как там люди у вас живут? И почему вы оттуда ушли?
Нюта не знала, что ответить. Слишком сложно было объяснять все незнакомому человеку. Конечно, Стас сразу внушил ей доверие, расположив к себе, но девушка уже привыкла, что лучше не болтать лишнего — так, на всякий случай.
— На нашей станции поселилось зло, — пробормотала она слова, слышанные от бабы Зои.
Стае снисходительно поглядел на нее.
— Если тебе повезет дожить до моих лет, — сказал он и усмехнулся, — и не повезет увидеть столько смертей, иногда до крайности нелепых, то, может, поймешь: на свете нет ни добра, ни зла. Другое дело, что жить нужно так, будто они есть. Как-нибудь поразмысли над моими словами на досуге.
Нюта недоверчиво смотрела на собеседника и никак не могла понять, о чем он толкует? То, что делает Верховный, — это зло, потому что он убивает невиновных и слабых. Его надо остановить, и это как раз будет добрым делом…
— Не обращай внимания, — сказал ей потом Валет, с которым девушка поделилась содержимым странного разговора. — Стас — классный мужик, но иногда так заумно рассуждает — ни черта не поймешь. Зато он очень много знает про метро и поверхность, прямо энциклопедия ходячая.
Кириллу тоже понравилось проводить время в обществе Стаса. Парня очень интересовал животный мир метро, а на эту тему анархист мог рассказать многое. Часто Нюта заставала его с карандашом и блокнотом, в который он записывал со слов анархиста что-то вроде: «Химера — огромная тварь белесого цвета, видит плохо, ориентируется на запах, очень опасна. Возможно, мифич.» Такие примечания парень делал, когда не был уверен, то есть практически постоянно, потому что не верил в то, чего не видел собственными глазами.
* * *
Меж тем жизнь текла своим чередом. После разговора со Стасом Нюта рвалась на Беговую все сильнее, но остальные ее не поддерживали: за Крысей активно ухаживал Валет, а Кирилл то ли устал, то ли боялся нового путешествия, то ли просто не был уверен, что на другой станции будет лучше. С другой стороны, гостеприимные хозяева уже намекали путешественникам, что скоро вернется из похода батька Нестор, и до того времени хорошо бы им как-то определиться с дальнейшей жизнью. Насчет Крыси у анархистов вопросов не было — она быстро освоилась с порядками на станции и всячески старалась быть полезной, помогая в госпитале, к тому же уже официально считалась девушкой Валета. А вот Кирилла, человека мягкого и мирного, склонного к философско-созерцательному отношению к действительности, не привлекала ни карьера бойца, ни царящий на Гуляй Поле разгульный образ жизни с ежедневными попойками, лихими песнями и прочей «свободой». Парень сомневался, колебался и все свое недовольство обрушивал на Нюту. Ей уже стало казаться, что это она виновата во всем — сманила его с родной станции, где он мог бы жить долго и счастливо. Когда Кирилл упрекал ее, девушка злилась и возражала, порой весьма резко, но когда он просто сидел с унылым видом и его в красивых серых глазах стояла тоска, а на все вопросы он кротко отвечал: «Ничего, просто настроение плохое», было гораздо хуже.
