и встал рано. Оделся и отправился на завод. Там первым делом разобрал коротыша и свалил детали в ящик с металлическими отходами. Так велел Друг. В переплавку пойдут. В верстаке взял новый коротыш, снарядил, сунул в кобуру. Затем заглянул к Рогову.
— Мне бы отпуск взять, — попросил начальника. — Дня на три. Притомился что-то.
— Немудрено! Так трудиться! — хмыкнул офицер. — Меня совесть грызла, на тебя глядючи. По двенадцать часов в день работал. Можешь брать неделю, подпишу.
— Три дня хватит, — отказался Федор. — Отосплюсь, отъемся, навещу дружков в Москве.
— Поезжай! — кивнул Рогов.
Федор и поехал. Во второй половине дня поезд привез его на Курский вокзал в Москве. Вернее, Курско-Нижегородский, так он назывался. На вокзале Федор взял извозчика и отправился по адресу, указанном в визитке Хоффмана. В дом, однако, заходить не стал. Отпустив извозчика, заглянул в кондитерскую напротив, где занял столик у окна. Заказав горячий шоколад и безе, не спеша ел и пил, поглядывая в окно. Скоро определил нужный объект. Расплатившись, вышел из кондитерской и остановил бежавшего к дому мальчугана с кульком.
— В этом доме служишь? — спросил.
— Да, — ответил паренек. — Что вам, господин?
— Рубль заработать хочешь?
Мальчик закивал так, что, казалось, оторвется голова.
— Отнеси кулек и беги в кондитерскую, — предложил Федор. — Угощу пирожными и шоколадом. А еще рубль сверху.
— Сей момент, господин! — выпалил мальчуган и устремился к дому.
Через пару минут он сидел за столиком в кондитерской и поглощал пирожные. Федор наблюдал за ним с улыбкой.
— Тебя как звать? — спросил, когда малец подобрал с тарелки последние крошки.
— Петька, — шмыгнул носом тот.
— Значить так, Петруха. Собираюсь снять квартиру в этом доме, — он указал рукой в окно. — Хочу знать, что за люди там живут. Может, буйные какие. Пьют, шумят ночью. Я такого не люблю.
— Буйных нет, — замотал головой Петька. — Публика приличная. Адвокат, купец, чиновники. А еще гадалка. Даже частный сыщик есть. Но к нему, считай, не ходят.
— Расскажи! — велел Федор и достал из кошелька рубль.
Часа не прошло, как он знал, что хотел. Петька, получив награду, убежал довольный донельзя. Федор погулял по улице, а затем вошел в подъезд дома.
— Мадам Ленорман здесь живет? — спросил у швейцара, сунув тому гривенник.
— Нумер десять на втором этаже, — ответил тот. — У себя они.
Федор кивнул и поднялся по лестнице. Миновав дверь с номером «10», подошел к следующей. Повернул ручку звонка — раз, другой. Тишина. Мальчуган не соврал — в квартире никого. Хозяина нет, а лакей отсутствует — для чего ему здесь торчать? Достав связку ключей, Федор отпер дверь и зашел внутрь. Кабинет Хоффмана он нашел быстро — дверь в него оказалась единственной, закрытой на замок. Отворив ее ключом, Федор вошел внутрь и направился к письменному столу: Друг сказал: искать нужно здесь, два ключа в связке точно от замков ящиков. Так оно и оказалось. В ящиках обнаружились блокноты и толстая тетрадь. А еще деньги — в банкнотах и золотых монетах. Все это Федор свалил в захваченный с собой саквояж. После чего аккуратно запер за собой ящики и двери и покинул квартиру. Поймав извозчика, приказал везти в гостиницу. Там он снял номер и, затворив дверь, рассмотрел добычу. Пролистал блокноты. Обнаружив там свою фамилию, хмыкнул и закрыл. Завтра все сожжет. Изучил тетрадь. Содержание изумило. Хоффман вел подробное досье на Осененных. Кто на ком женат, дети, родственники и знакомые. А еще любовники и любовницы, отношения в семье и меж родами. Склонности и пороки. Последних было столько, что брала оторопь.
Федор сложил бумаги в саквояж и вызвал коридорного. Попросил принести газеты — все, какие обнаружатся. Пролистав, сходил на ужин и завалился спать. Назавтра он покинул гостиницу. Взяв извозчика, попросил отвезти его к почте, где задержался ненадолго. Служащий запечатал тетрадь в пакет, написал на нем продиктованный Федором адрес, принял плату с чаевыми, и расстался с клиентом. От почты коляска покатила к монастырю. Там Федор велел извозчику ждать, вошел за ограду и обратился к подметавшей двор послушнице. Поздоровавшись, попросил отвести к настоятельнице. Послушница, оценив вид гостя, бросила метлу и отвела, куда просили. Настоятельница оказалась занята. Федор слонялся в коридоре, пока, наконец, из кельи не вышла немолодая монахиня. Выглядела она расстроенной. Выскочившая следом послушница пригласила Федора войти. Что он и сделал, шагнув за порог небольшой комнаты, увешанной иконами. Там, за письменным столом у окна сидела пожилая, худенькая женщина в черном облачении.
— Спаси вас Бог, матушка! — сказал, перекрестившись, Федор. — У вас при монастыре есть приют для подброшенных младенцев. Хочу пожертвовать на него.
— Благое дело, — отозвалась настоятельница.
— Тогда примите.
Федор подошел к столу и вывалил на него извлеченные из саквояжа деньги — все, что взял с Хоффмана и Игната, на берегу и в квартире. Банкноты и монеты.
— Господи! — воскликнула настоятельница. — Сколько здесь?
— Сами посчитаете, — сказал Федор. — Много. До свиданья, матушка!
— Погодите! — настоятельница выскочила из-за стола. — Как хоть звать вас?
— Федор. Этого достаточно.
— Сядьте, Федор! — монахиня указала на стул.
Он вздохнул и подчинился.
— Вы купец? — спросила настоятельница.
— Нет, — покрутил головой Федор. — Мастеровой. Понимаю ваш вопрос. Эти деньги не мои. Были у плохих людей, занимавшихся черными делами. Вышло так, что умерли, деньги оказались у меня. Пользоваться ими — грех, потому решил отдать приюту.
— Это правильно, — согласилась настоятельница. — Почему нам?
— Меня подбросили сюда младенцем. Находился до шести лет, потом передали в казенный приют. Здесь было хорошо, сестры нас любили.
— Понимаю, — кивнула монахиня. — Удивительное дело, Федор. Перед вами у меня была сестра Елизавета, которая заведует приютом. Жаловалась: деньги кончились, сирот не за что кормить. Думали, у кого просить, а Господь прислал вас… Добрые дела не забываются. Мы помолимся за вас.
— Спаси вас Бог, матушка! — поклонился Федор. Встал и вышел.
— Ты же говорил, что в приюте били, — сказал Друг, когда спустился во двор. — И кормили плохо.
— Так то в казенном, — пояснил Федор. — Здесь было хорошо. Сестры нас смотрели, но французскому не учили, — улыбнулся он.
— Правильно сделал, —
