никто не помнит толком? — спросил я.
— А ты еще не заметил? Это место… в общем, оно как-то постепенно стирает из памяти твою предыдущую жизнь. Не сразу — исподволь. Ты и не замечаешь, как постепенно начинаешь забывать все больше и больше. Многие наши сопротивляются этому. Некоторые даже записывают подробно, кто они и откуда, каждый день перечитывают. Я тоже поначалу сопротивлялся, а потом…
Олег махнул рукой и отвернулся.
— Я уж и сны о нашем мире видеть давно перестал, — произнес он тихонько и сделал большой глоток из кружки.
— Какие они, остальные? — спросил я, чтобы хоть немного сменить тему.
— Разные, — произнес Олег. — Кто-то, как ты, думает, что отсюда можно выбраться. Обычно в первый год это проходит. Ну, а дальше… понимаешь, дальше все зависит от того, во что человек поверит. Кто поверит в то, что этот мир реален, и люди в нем настоящие — тот начинает жить по местным законам. Убивает нежить, продает трофеи, живет помаленьку. Некоторые даже семью заводят. А вот прочие… кто решил, что это все-таки игра, а люди в ней — NPC, с которыми можно не церемониться…
— Разбойничать начинают? — догадался я.
— Всякое бывает, — кивнул Олег. — Грабят, насилуют. Хорошо, что их мало. Но говорят, целая банда есть. Не здесь — на севере где-то.
— Но в Кернадале не они, да?
— Нет, в Кернадале Серега. Он, знаешь, конечно, неисправимый идеалист, но мужик умный. Может, какой хороший совет тебе даст. Я бы с тобой сходил туда, но… нет, неохота, честно говоря. Туда ведь если сейчас пойдешь, то застрянешь там на всю зиму. Опять все эти разговоры… нет, не хочу, иди один.
— Слушай, Олег, почему ты не захотел помочь той деревне? — спросил я. — Ты же не такой, мне кажется. Не из тех, кто в окружающих людях видит NPC.
— Всем не поможешь, — мрачно буркнул Олег. — Тебе это все пока внове, но ты еще тут такого насмотришься… Поймешь, что помогать надо тем, кто не обречен. И кто поможет тебе. Ладно, пойду я на боковую, что ли.
Отдав монетку подавальщице в грязном переднике, он поспешно ушел наверх, кивнув мне на прощание.
Брукмер мы с Винсом покинули три дня спустя вместе с обозом все того же Матеуса Бажана, который на сей раз гнал обратно в Кирхайм повозки, нагруженные разнообразной материей.
В день отъезда светило яркое солнце, и воздух был наполнен затухающим осенним теплом. Но уже на следующий день небо наглухо затянуло тучами, и зарядил мокрый снег. Дорога раскисла, идти приходилось по обочине, быки надрывались, вытягивая колеса из чавкающей жижи. Грязь была такая, что в одном месте я едва не оставил в ней новенький сапог, а в другом пришлось вдвоем с Винсом вытаскивать из нее испуганно блеющего барана. Кстати, Барана я назвал Джипом — слишком уж часто приходилось с ним преодолевать бездорожье.
Ночевали прямо на обочине, натянув над головами запасной плащ наподобие тента и надеясь не окоченеть за ночь насмерть. Люди Бажана ко мне привыкли, и охотно делили еду. С одним из них, командиром наемников по имени Нуту, усатым громогласным здоровяком, смахивающим на Олега на стероидах, мы время от времени даже по-дружески беседовали.
Он рассказывал, как в юности плавал с купеческим коггом за пролив в вольные города, имел в каждом из них по любовнице, научился у тамошней стражи орудовать нагинатой и искривленным мечом. А теперь вот остепенился, завел в Кирхайме семью, растит детишек, и вот везет дочке деревянную куклу известного брукмерского мастера, а сыну — пистоль, совсем как настоящую, с кремнем, который искрит при ударе.
Меня он, как и Бажан, все норовил расспросить, откуда я родом и кем был до того, как вышел на Чернолесский тракт. Но поскольку я не знал, что можно говорить местным людям, что нельзя, и как вообще внятно объяснить им мое происхождение, то, в основном, или отшучивался, или ссылался на то, что дал обет забвения прошлого.
О том, что такой обет существует, я узнал, разговорившись в «Болотном змее» со странствующим монахом, совершенно синим от пьянства сквернословом и обжорой. Уплетая заказанного мной фаршированного зайца, он пересказал мне жития всех восьмерых почитаемых в местной религии Мучеников, снабдив их собственными комментариями, весьма остроумными, хотя и похабными.
Из этих рассказов я узнал, что каждый из Мучеников в разное время спас мир от того или иного демона — разными способами, но непременно предполагавшими смерть. К примеру, мученик Букса, считавшийся ныне покровителем разного рода дураков и юродивых, был императорским шутом и, узнав, что демон овладел одним из советников, хитростью заманил нечистого в собственное тело, а затем спровоцировал свою казнь. Только после того, как голова шута отделилась от тела, демон погиб в огненном вихре, а советник пал на колени и рассказал о случившемся. Истории остальных местных святых были не менее затейливыми.
Рядовые погонщики, тем временем, подружились с Винсом, который, как обычно, за словом в карман не лез, и однажды я даже услышал, как он рассказывает раскрывшим рты спутникам, историю о том, как я якобы победил огнедышащего черного крокодила. Не без его, Винса, конечно же, помощи. Слушатели, кажется, не слишком верили, но на меня поглядывали с боязливым интересом.
Впрочем, и Винса тоже время от времени оставляла его обычная жизнерадостность. То и дело он принимался хныкать, что зря мы ушли из теплого и чистого города в это море слякоти, что до Кернадала мы при такой погоде можем не добраться живыми, и что неплохо было бы нам вернуться.
Брукмер явно оставил у моего камердинера приятные воспоминания: чуть ли не каждый вечер он отпрашивался у меня в заведение Рыжей Мэл, где просадил полкроны, выданные ему мной в качестве жалования на месяц вперед. Постоянно норовил затащить туда и меня, но я при мысли о степени антисанитарии даже в хорошем здешнем «заведении», вежливо отказывался.
Иной раз, особенно когда холодная слякоть валила с неба особенно густо, мне начинало казаться, что Винс со своей тоской по городу не так уж неправ. Тем более, что за все время пути, встречных путников мы встретили раза два — все нормальные люди сидели по домам и грелись у очагов.
Идти вместе с обозом нам предстояло дней десять — после этого мне нужно было свернуть на дорогу, ведущую в Кернадал. Пропустить нужный поворот я не боялся: до сих пор мы не встретили ни одной дороги, отходящей от Чернолесского тракта вправо.
