– Да это просто боги какие-то неуязвимые!
– Да ну, сразу «боги». Есть против них кое-какая метода…
– Какая?
– Так, прекращаем болтать: реконы близко…
* * *
Как сержанту удалось определить, что враг близко, остаётся загадкой. Лично Вадим ничего такого не заметил: всё та же тьма, умиротворяющее бульканье родника и тихое бормотанье матки.
Кстати, Панин успокоился, стал дышать потише.
Спустя минуту у входа в склад возникло световое пятно и послышалась негромкая команда:
– Дальше ни шагу. Стоим смирно, не делаем резких движений. Фонари не включать…
Затем световое пятно переползло на стену и приняло статичное положение. И в полумраке медленно и плавно поплыла одинокая тень, двигавшаяся в глубь склада.
Что характерно, никто не шарил лучом по стенкам и не предпринимал попыток просветить дальние углы склада.
Интересно… Это брат нашего сержанта или коллега по профильной специальности? Действует точно так же, как Мусаев…
Тень, двигавшаяся совершенно бесшумно, замерла в нескольких метрах от скрадка, в котором притаились Мусаев, Панин и Вадим…
Задержалась на несколько секунд и медленно отплыла назад.
Световое пятно сползло со стены и двинулось ко входу.
– Гнездо, – раздался тот же голос возле входа.
– Ух ты… – послышался другой голос. – Кладка?
– Да. И стражи.
– Где?!
– Тише… Вон там, примерно посреди склада.
– Получается, наше «ухо» показало стражей?
– Скорее всего так. Сам подумай, какой идиот попрётся в гнездо?
– Верно. А можно посмотреть…
– Нет, не стоит. Давайте, потихоньку назад, плавно, без резких движений…
Пятно исчезло, опять воцарилась кромешная тьма.
– Молодец, Гена, – похвалил «коллегу» Мусаев. – Умница.
– Вы его знаете? – удивился Вадим.
– Да, это Гена Быков. До Раскола охотились вместе.
– А теперь, значит…
– Теперь мы враги. В смысле, в разных фракциях. Но если случайно встретимся в Нейтрали… стрелять друг в друга не станем.
Вот такие непростые отношения.
Почему ты не стрелял в этого фашиста?!
Так это же Ганс, мы с ним вместе в автосервисе до ВОВ работали…
Вот такой странный подземный социум.
Выждав несколько минут, осторожно выбрались из скрадков и вышли в тоннель. Здесь встали неподалёку от входа, включили «ухо».
После тошнотворной вони жуткого закутка травяной аромат леса в тоннеле показался Вадиму божественной благодатью. Когда шли сюда, он быстро привык и не обращал внимания. А теперь обратил, по контрасту.
Хороший такой аромат, просто прелесть, как пахнет…
От центра экрана равномерно и неспешно ползла длинная красная цепочка.
Ждать пришлось довольно долго, но в конечном итоге цепочка таки добралась до края экрана.
Когда последний красный сегмент уполз за край и по экрану побежала умиротворяющая рябь, Мусаев облегчённо вздохнул и вынес резюме:
– Соскочили.
– Спасибо тебе, Ильдар, – прочувствованно поблагодарил Панин. – Ты спас нас! Ты – лучший. Я всегда в тебя верил!
Ну-ну… Это не ты ли обзывал его сумасшедшим?
– Спасибо гнезду, – Мусаев походя отказался от лавров спасителя. – Всё, ребята, возвращаемся на маршрут.
* * *
Следующие два часа путешествия прошли без приключений.
Двигались довольно быстро, на прослушку вставали редко, несколько ровных отрезков маршрута даже пробежали трусцой.
Причину спешки никто не объяснял, но, по логике, можно было предположить, что Мусаев навёрстывает упущенное время, пытаясь уложиться в какой-то одному ему ведомый график, то ли просто старается увести группу из опасного района, по которому невозбранно гуляют крупные отряды противника.
Сержант был озабочен и всю дорогу молчал.
Вадим воспринял это как предзнаменование неких грядущих проблем и уже приготовился к новой порции неприятных ощущений, но оказалось, что Мусаев переживает совсем по другому поводу.
– Ильдар, у нас какие-то проблемы? – обеспокоенно уточнил Панин после очередной прослушки.
Вообще Вадим заметил, что учёный иногда мыслит с ним в унисон и озвучивает его чаяния и сомнения.
– Почему так решил?
– Ты всю дорогу молчишь, хмуришься, нервничаешь…
– У нас горит один фонарь, светит вперёд, а ты видишь, как я хмурюсь?
– Я что, тебя не знаю? Мне свет не нужен, чтобы понять, что ты озабочен. Давай, поделись с коллективом, какие ещё гадости нам следует ожидать.
– Ну, на этот счёт коллектив может не волноваться. Мы уже считай что в безопасной зоне. А гадости, если и будут, то не у нас.
– А у кого?
– Да я вот всё думаю… Успел этот обалдуй люки заварить или нет? Там ведь столько задач навалилось! В текучке мог и забыть…
– Надеюсь, что успел, – искренне пожелал Панин. – А то ведь может нехорошо получиться.
– Ещё как нехорошо! Ну вот тебе и забота, и хмурость. Иду тут, вроде бы гуляю в своё удовольствие, а сердце не на месте…
Так это было просто «гуляю в своё удовольствие»?! Интересно, а что здесь в таком случае подпадает под понятия «реальные трудности», «проблемы», «большие проблемы»?
– Не думай об этом, – посоветовал Панин. – Лучше сосредоточься на маршруте. Мы всё равно уже ничем не можем им помочь, так что остаётся только надеяться, что там всё успели сделать как надо.
– Да, сейчас уже помочь не можем… А вот в гнезде могли. Причём так могли помочь, что разом бы решили все проблемы.
– Это каким же образом?
– А попробуй сам догадайся.
– Даже и не знаю… На ум ничего путного не приходит, кроме как спровоцировать стражей, чтобы напали и перебили весь отряд.
– Ну вот, правильно догадался. Единственный вариант, зато какой! Тогда с этой стороны до Северо-Западного сектора никто бы не дошёл. И Саше было бы куда как легче держать оборону. Считай, станцию оседлал, и никуда больше отвлекаться не надо.
– Да уж, воистину радикальное решение проблемы… Но, Ильдар, признай, что это стопроцентное самоубийство. При атаке стражей мы все тоже погибли бы.
– Не обязательно, – возразил Мусаев. – Если грамотно спрятаться, можно спастись.
– То есть сейчас ты не столько переживаешь, успел ли Говоров разобраться с люками, сколько сожалеешь об упущенной возможности радикально решить проблему?
– Ну… Считай, что так.
– Не сожалей.
– Да легко сказать…
– Нет, я не душевный аспект имел в виду, а сугубо утилитарный.
– В смысле?
– Ничего бы у нас не вышло. Даже если бы «грамотно спрятались». Это я тебе гарантирую на две тысячи процентов.
