— В самом деле, — поддержал Тонорим. — Эта операция сугубо…
— Благодарю за напоминание, — поклонился, снова поднимаясь с кресла, Виида. — Да, вы правы, я всего лишь политик… А еще — между делом — руководитель всего проекта. — Лакиш стал серым, что у мэйдиан, людей, было аналогией с краской, бросающейся в лицо. — Не советую, господа, это забывать. — Рибро ПакЛан вскочил, сообразив, наконец, что патрон собирается уходить. Лакиш обвел взглядом круглый стол и голокарту. — Надеюсь, вы будут держать меня в курсе. Идемте, Рибро.
Тонорим стиснул челюсти — шаари хорошо видел, что молодой генерал смущен и сбит с толку. Должно быть, думал, не перегнул ли палку, вжившись в роль полководца и потеснив патрона.
Покидал Валак Виида зал для брифингов так, как привык это делать у себя дома, после заседаний Высшего Совета Таглианы. Стиль невозможно было не узнать: от второго лакиша в государстве исходила мощная аура уверенности и величия. Даже хибранийцы на мгновенье стушевались, глядя на задрапированную длинными одеждами спину Вииды.
Его харизма была сродни магии или гипнозу. Шаари, хорошо знавший, что значит «хозяин» еле удержался, чтобы не встать на одно колено. Архонт Глеш во многом походил на Советника.
«Призрак» отвернулся, вперив взгляд в голограмму. После того, как закрылась дверь, в зал повисла неловкая тишина, которую первой нарушила Жанна Сабола. Она до сих пор оставалась провинциальной девчонкой из неблагополучной социальной среды. Ее рефлексы были не менее сильным, чем у «призрака», с той разницей, что Жанна не собиралась опускаться на колени. Ей хотелось запустить в заносчивого богатея камнем и убежать.
— Ну и занудливый старый хрен, — сообщила она. — Иногда мне хочется блевать, глядя на его постную рожу. — Наемница вопросительно посмотрела на Тонорима ХофСэма. — Прошу прощения, если…
— Ничего. — Золоченый генерал кашлянул в кулак, отчаянно пряча улыбку. — Это бывает. Виида — он властный, очень печется о своем авторитете. И… лучше его не злить.
— Он сорвет зло на вас, — констатировал Ален Джер.
— Не имеет значения. Вы бы видел наших доморощенных полководцев в Генеральном штабе. Вот уж где снобы и ретрограды. Большая часть из них никогда не видела передовой, для них фасон мундира куда важнее личной чести, не говоря уже о солдатских жизнях. Это из-за таких тварей мы потеряли так много в кампании на Мелоте. — Спохватившись, Тонорим оглядел присутствующих. — Лучше вернемся к нашему делу.
Всем хотелось узнать о Мелоте и событиях, вознесших лакиша на пьедестал, но ХофСэм не горел желанием продолжать. Фаннур сделал вывод, что речь шла о чем-то личном, имевшем отношение к давней вражде внутри таглианского генералитета.
Тонорим был героем войны, но, очевидно, не из числа победителей. Чтобы там не случилось на Мелоте, молодой генерал принимал это близко к сердцу и жаждал реванша. Проект «Цитадель» давал ему возможность реабилитироваться перед самим собой.
Обсуждение было бойким — теперь не требовалось постоянно оглядываться на Вииду и проверять его реакцию. В зале собрались существа, для которых война в том или ином виде была ремеслом, и они без труда находили друг с другом общий язык. Шаари позволил себе расслабиться на несколько минут. Дистанция между ним, воспитанным в презрении к чужакам, и самими чужаками оказалась вдруг куда короче, чем «призрак» мог себе позволить. Он избавлялся от прежних привычек, главную из которых — видеть во всех, кроме шаари, врагов — побороть оказалось нелегко. Но Фаннур старался и понимал, что получается.
«Еще полгода назад подобное мне бы не привиделось даже в кошмарах. Я обсуждаю с хахибашэ[11] план уничтожения собственного дома… это прекрасно».
Спустя два часа споров, план вторжения был практически готов. Оставались незначительные детали, обсуждение которых оставили на потом.
— Фаннур? — Шаари остановился, когда Дайна Лиш окликнула его. Обернувшись, он обнаружил, что хибранийская наемница стоит прямо перед ним, заложив большие пальцы за пояс. — Не возражаешь, что по имени?
— Нет…
Возле «призрака» уже стояли готовые сопроводить его обратно конвоиры. Впервые Фаннур почувствовал себя неуютно, точно оказался перед взорами громадной толпы, одетый в одежду не по размеру.
— Может… — сказала вольная охотница, — пропустим по стаканчику. У нас. — Она склонила голову набок, и «призрак» представил ее лицо под шлемом во всех деталях.
Она находил хибранийку… привлекательной. Это было новое, странное ощущение. И то, как Дайна двигалась, говорила… в жизни Грифа никогда не случалось ничего похожего — как все убийцы из тени, он смотрел на женщин равнодушно. Сексуальность для шаари была непозволительна.
Раньше, когда Учение Хэтар управляло жизнью Грифа.
Ему часто приходилось напоминать себе, насколько все изменилось. Наверное, такие же чувства испытывают те, кто освободился из тюрьмы и снова пытается приспособиться к жизни в обществе.
— Или у вас кодекс и пить не позволяется? — спросила Дайна. Она вела себя так, словно рядом не было вооруженной до зубов охраны.
— Нет… — ответил Фаннур. — То есть, не кодекс, а Хэтар…
— Что это?
— Ну… Долго объяснять.
— Тогда объяснишь всем нам, когда придешь. Ладно?
— Не могу. Видишь? — Гриф указал на лакишей. — Я тут вроде как под присмотром и не могу выходить за пределы своего сектора без охраны. И только сюда, на совещания.
Дайна кивнула, казалось, с сожалением. Она прекрасно видела, насколько легендарный «призрак» убийца смущен.
— Мы попробуем что-нибудь сделать, — предложила наемница.
— Зачем?
— Не хочешь свободы?
— Хочу… — Фаннур едва не расхохотался. — Хочу, но Виида настаивает.
— Мы все равно попытаемся. Но если не хочешь — не надо.
Гриф пожал плечами.
— На совещании мне показалось, ты не просто так окрысился на Советника. Разве тебя не достало, что ты сидишь как дурак под замком и носа даже во дворе не показываешь?
— Достало, — согласился шаари.
«Отличное слово для описания того, что чувствуем мы, заговорщики. Достало…»
Дайна Лиш терпеливо ждала, чего нельзя было сказать о лакишах, чья железная невозмутимость таяла на глазах. Таглианские громилы принялись топтаться, переминаться с ноги на ногу, поскрипывая новенькой броней в гибких сочленениях.
На этот случай им инструкций не давали.
— Ладно, увидимся позже. Мы постараемся добиться для вас смягчения условий, — сказала хибранийка.
«Мы». Наемники воспринимали себя общностью, объединенное кровным и деловым интересом. Они работали не из-под палки и свое ремесло выбрали себе сами.
