Эмгэшку до сего момента Глеб в руках не держал, но во времена оны близко познакомился с ее югославским клоном и теперь рассчитывал, что судьба не выдаст, а свинья не съест. Рамзес откинул крышку ствольной коробки и отвел затвор, чтобы проверить патронник. Патронник оказался пуст и забит комковатой смазкой, зарядить пулемет участковый не пытался. И слава богу! Глеб придавил защелку, повернул приклад на девяносто градусов и отделил его. Достал гибкую амортизационную пружину. Потянул за рукоятку перезаряжания и вынул из стальных потрохов затвор — тоже в смазке, и возвратную пружину. Отжал фиксатор и вытянул ствол из дырчатого кожуха. Глянул на свет. Грязный ствол!
— Гы-гы, — одобрил Крынкин; Мамаев присвистнул.
Масло и специнструмент прилагались к пулемету. Рамзес сунул в руки опешившему Мамаеву снятый с пулемета ствол, Крынкину второй, запасной.
— Вычистить! Чтоб как яйца у кота!
Сам разобрал затвор с ловкостью фокусника. Они, затворы, почти одинаковы; у американцев, сербов или испанцев, у всех, кто позаимствовал конструкцию германского шедевра.
— Нужна протирка, — потребовал Глеб, и ему вручили относительно чистую фланельку.
Вскоре MG3 был готов к черной работе. Глеб захлопнул со стальным лязгом крышку лентоприемника и хозяйским жестом оперся на приклад.
— Йес! — восхитился Мамаев. — Тебе бы в цирке выступать, сталкер.
Рамзес глянул Скипидару в глаза.
— Вот так, Витя. Сам-то жить хочешь?
Если б ты знал, как хочу, смотрел красноречиво Скипидар.
— Назначаю тебя вторым номером, — приказал Глеб, не давая опомниться. — Слушай курс молодого бойца, повторять не буду. Лента набивается так…
2
О том, что пришли монстры, объявил Скипидар по громкой связи. На всю деревню объявил, буднично, как о завозе гуманитарной помощи. Из всех собравшихся в отделении он выглядел самым спокойным. Будто каждую неделю встречал из Зоны такую вот многочисленную делегацию. Глеб, который последние минуты боролся с рвотными позывами — так болела голова, сначала смотрел на него с недоумением, потом вспомнил об артефакте, с которым «никакой виагры не нужно». «Корвалол», вычерпанный почти до донышка, если память Глебу не изменяла. Имелась у этого артефакта одно неприятное свойство: он отдавал гигантское количество энергии, способствуя восстановлению организма, а разрядившись, уходил на повторную зарядку. Высасывал отданное и брал сверх того, убивая неразумного владельца. В Зоне «корвалол» не любили. Немногие могли с уверенностью определить степень его заряда.
Все разом задвигались, заговорили. Крынкин рассмеялся и не мог остановиться, пока напарник не двинул его кулаком в спину.
— Приготовились! — скомандовал прапорщик тяжелым голосом и замолчал.
Демонстрировать неуверенность не следовало.
— Чтобы никакой войны! — вмешался Глеб. — Огонь только по команде! Если кто начнет рыпаться, лично буду чистить наружность. Ваше дело маленькое — не пустить тварей внутрь помещения. Ясно?
— Так точно, — ответил Мамаев, назначенный над Крынкиным старшим.
Глеб понял по его лихорадочным глазам, что парень боится, но еще больше боится показать страх.
Проверили связь: в милиции нашлись компактные радиостанции ближнего действия. Помехи забивали канал, даже когда рации находились в пределах прямой видимости, но ничего лучшего все равно не было.
— Рамзес! — сталкер Варан вцепился белыми пальцами в решетку. — Скажите участковому, чтобы открыл дверь. Это вопрос жизни. В конце концов, мы тоже умеем стрелять.
Пот катился градом по серому, как у покойника, лицу.
Инга сидела в дальнем углу камеры, демонстративно повернувшись спиной. Девушка не просила, но Глеб заметил, что она прислушивается, стараясь не упустить ни слова. Нашла время демонстрировать характер!
— Нет! — отрезал Рамзес.
Своевольная девица в бою стала бы фактором непредсказуемым, а выпустить только Варана значило смертельно ее оскорбить. Нет уж, только в крайнем случае. Глеб взял со стола связку ключей и бросил на колени мышке Леночке. Девушка сидела, утонув в проваленном диване, и старалась казаться незаметной.
— Задание вам, — приказал Глеб. — В случае опасности отопрете.
Рамзес не стал уточнять, что нет особой разницы, где умирать, за решеткой или перед ней. Но пусть девица будет при деле, а то смотреть страшно, того гляди в обморок опрокинется.
— Ага, — вяло согласилась девушка. — Можно у вас водички попросить, гражданин Рамзес?..
Глеб уже не слушал. Вместе со Скипидаром они поднялись на чердак, где час назад оборудовали единственную огневую точку. Мелькнула и пропала мысль связаться с Центом. Последний час связь отсутствовала как явление, телефоны молчали, эфир забило шумом.
На чердаке устроились у небольшого оконца, и Глеб осторожно выглянул, целясь биноклем в сплошную дождевую завесу.
— Где?
Скипидар шумно дышал над ухом:
— Через Макаренков огород бежали, три или четыре собаки.
Глеб до рези в глазах осматривал каждый сантиметр открытого пространства, пока не разглядел с краю дороги некое шевеление. Слепцы? Или дождь наводит морок?
Рамзес нажал клавишу «передача» компактной рации:
— Подвал, видите что-нибудь?
Сквозь гулкий скрежет эфира прорвался слабый голос Мамаева:
— Движется что-то. Не могу опознать.
— Не стрелять без команды! — еще раз напомнил Глеб.
Он протянул Скипидару бинокль и осекся. Смущенный прапорщик запихивал в рот толстый бутерброд с салом и малосольными огурчиками. На цинке с патронами, на расстеленной газетке Скипидар имел чекушку местного разлива и скромную, но изобильную количеством закуску.
— Для храбрости, — объяснил чекушку Скипидар и покраснел. — Давай что ли, ходок, уроним по маленькой. Пока не набежали.
Глеб едва сдержал тошноту, представив на языке вкус соленого сала.
— Участковый, ты анекдот слышал? Еврей часами хвастает, вот, мол, папа мне перед смертью продал.
Скипидар неуверенно гоготнул, потом спросил:
— Это ты к чему?
— Кому конец света, а тебе обед по расписанию.
Скипидар вконец засмущался и полез к окну наблюдать.
Глеб скинул с пулемета брезентовый чехол. Примерился к прикладу, двинул ползунок на прицельной рамке. Проверил запасной ствол, прикинув на месте, как будет менять. Потом вытянул из патронного короба ленту, порадовался, что набить успели, не то встречали бы волну кулаками.
Закончив эти, в общем-то, необязательные занятия, Глеб сел у стены и закрыл глаза. Сколько можно ждать смерти? Всю жизнь. А сколько можно ждать боя? Если через час, бывало, самые надежные бойцы срывались кто в истерику, кто в драку. Глеб знал одного невозмутимого, кто говорил, что ему нипочем. Пальцы показывал — не дрожали пальцы. А когда Глеб за его спиной уронил котелок, у невозмутимого страшно задергалось лицо. Он визгливо заорал, и попер на Глеба драться.
