«Сам ты – пассионарий», – подумал я и согласился.
Двое суток, правда, лежал в палатке, слушая россказни о себе, быстро расползающиеся по лагерю, затем – закрутилось.
Вместе с Юргеном (оказывается, они с комендантом, как я понял, были неплохо знакомы на Земле) и десятком энтузиастов провели «зачистку» холмов, скал и пещер между океаном и лиманом, так сказать, центральный вход к опорной базе. Потеряли двоих – из подземных щелей, куда мы напустили дыма, полезли полчища скорпионов, сколопендр, пауков.
Но овчинка стоила выделки.
Штабные утверждали, что зима в этих краях будет отнюдь не тропическая, а колония обзавелась целым подземным городком. Пещеры были сухими, многие – с водой.
Следом за «чистильщиками» прибыли «рабочие». Сутки работ топорами и бензопилами, небольшой взрыв энтузиазма на фоне пропагандистской кампании, весьма профессионально организованной Богданом Савельевичем, – и сотня человек, из тех, кто принимал участие в «коллективном созидании», вселились в Трущобы. Атаки с воздуха тут были не страшны, как и грядущие холода, тем более что во многих местах имелись бревенчатые перекрытия. Ближайший лесок вывели под корень, и глаз «выползней» радовал мощный частокол с заостренными кольями.
Юрген стал комендантом Трущоб.
На двух башнях поставили пулеметы, в его землянке пищал один из передатчиков, лежало главное военное сокровище – пять десятков винтовочных гранат с базы. В его же распоряжении был «лиманный флот» – один из плотиков, превращенный с помощью миномета и пулемета в плавучую батарею, способную огнем контролировать большую площадь. У коменданта хранился нераспечатанный контейнер с одним из подвесных моторов, небольшой НЗ с солярой для двух бензопил и мотора.
По всему было видать, что его Трущобы вскоре станут самым безопасным и желанным местом из контролируемых штабом территорий.
И народ у него оседал толковый.
Маленький отряд не испытывал пока недостатка ни в боеприпасах, которые бодро сдавали ему «мирные граждане», ни во всеобщем внимании. На лимане, где, в отличие от залива и моря, не выявлено было никаких опасных монстров, шастали самопальные лодочки рыбаков и охотников, бивших в плавнях мелкую птицу и очень вкусных водоплавающих грызунов.
Ратники на глазах пухли на подношениях.
Вскоре я встретился с еще одним штабистом. Этот был ни много ни мало – адмирал. (Долго мне рассказывал, что звание происходит от арабского «эмир-аль-бахр», стало быть, он – «военный повелитель морей». Между прочим, какой-то легкий южный акцент у него присутствует, вполне возможно, что и в самом деле – «эмир».)
Адмирал выявил солидное количество бывших морячков, которые скептически смотрели на дружинников с сухопутным прошлым. Смешно, но в новый мир перекочевала и профессиональная неприязнь. Однако люди они были деятельные, тертые, видели, что без усилий и сверхусилий в любую секунду все может пойти прахом.
В охраняемой зоне я с ними строил «Ктулху», главный наш корабль, по замыслу штабистов, – плавучую батарею.
«Ктулху» предстояло контролировать залив, а в перспективе – и морское побережье. Иной раз высовывались из воды и пытались выползти на сушу совершенно жуткие океанские твари, державшие палаточный городок в постоянном напряжении.
«Ктулху» вышел на славу.
Возведение его стало чем-то вроде символа торжества человека над стихией. На третий день к верфи стали прорываться бывшие плотники, какие-то скульпторы, столяры, даже археологи с идеями по дизайну. Благодаря им на носу флагмана нашего флота появилась резная драконья морда, которая вполне могла испугать не слишком смелого океанического динозавра. Но при этом скопированный с каких-то норманнских образцов дракоша был свой, земной и домашний.
Пять пар весел, мачта с обычным парусом, а на кормовом возвышении – пластиковая шестигранная труба, динамо-машина и винт, благодаря чему «Ктулху» при дующем в любую сторону ветре мог развивать медленную, но постоянную скорость без весел. Два турельных пулемета, многоствольный миномет.
Словом – красавец.
Появился утвержденный штабом и принятый морскими волками капитан с характерной кличкой Флинт. Глаз у бывшего командира субмарины был на месте, повязка не требовалась. Зато имелись и сквернословящий попугай, и роскошнейший кальян, и черная бандана.
К сожалению, к моменту спуска флагмана на воду, вылившемуся во всенародный праздник, я уже был далеко.
Комендант, адмирал и еще двое штабных собрали короткий военный совет, на котором было решено выдвинуть бастионы вооруженной обороны подальше от уязвимого поселка. Колонии уже начала угрожать скученность, и одними Трущобами в этом смысле было не отделаться. Я, Юрген в Трущобах, Евгений в Змеиных Языках и Флинт на «Ктулху» становились заметными фигурами, автономными от дружины в основном поселке.
Накануне выступления, на военном совете, мы – четверо, вместе с круглолицым Богданом Савельевичем, который курировал группу людей под устрашающим названием «особый отдел штаба дружины», дали присягу.
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, не настало время запечатлеть на бумаге весь ее текст. Богдан все собирается написать мемуар, дабы развеять нелепейшие мифы о первых месяцах существования колонии, ему и карты в руки, язык у него подвешен куда как лучше моего. Скажу только, что мы договорились не заниматься ерундой типа переворотов и попыток раскола колоний. До тех пор пока не будет сколь-нибудь демократичных выборов правительства – подчиняться штабу, беречь оружие как зеницу ока.
Может, когда придется к слову, попробую объяснить, что нами двигало, что чувствовали те, кто стоял у истоков нынешней власти. Одно скажу – я был ужасно счастлив, когда увидел на палубе горделивого «Ктулху» почти в полном составе ту группу, которую я вывел из болот к месту «Икс». Кроме еще не пришедших в себя раненых, пары преклонного возраста женщин, затерявшихся в палаточном городке и чертова Малахольного, все были здесь. Несколько огорчили меня Димон и Гриня. Мент и уголовник остались при чекистском ведомстве. Если бывшего участкового понять было просто, то Димон меня поразил словами:
– Серый, я и мне подобные, живущие «по понятиям», на Земле воевали с беспределом. А тут этих самых беспределыциков хватает. Мне муторно по ночам, когда представлю, как бродят по лесам одичавшие людишки, а на ржавых кучах, оставшихся от вагонов, пируют стервятники и гиены.
Что ж, не все странное неестественно.
Хотя угрюмого и крепкого Димона мне потом сильно не хватало.
На флагмане везли и технику, однако она должна была направиться к месту будущего форта по воде: зато в саванне я должен был встретиться с летучим отрядом, в составе которого, как сказал Флинт, имелось аж трое штабистов. Это был первый конный рейд по лику нового мира, первая централизованная экспедиция.
