— Бухточка здесь одна-единственная, но никто не причаливал. А через эти скалы… только на вертолете.
Альф согласно кивнул и сказал:
— Да-а, лесорубы на вертолетах не летают. Может, военные? Охотники?
Он достал компас, посмотрел на него и принялся трясти.
— Черт, ничего не понимаю…
— Мы свою полянку и так найдем, — подмигнул Стае девчонкам.
— Не в этом дело — компас что-то барахлит, — насупился Альф.
Тук-тук-тук. Топор зазвучал вновь.
Солнце спряталось за облако. Первозданная, непривычная городскому уху тишина обступила ребят со всех сторон. На ветку села красногрудая зарянка. Крохотный страж чащи настороженно уставился на незваных гостей. Лес неприветливо зашумел, зароптал, ветерок ящеркой скользнул по траве.
Тук-тук-тук.
— Может быть, дальше поплывем? — спросила толстушка. — Мало ли кто там топором машет, в городе разное говорят.
— И отдать нашу полянку? Эх, и почему всегда возникают проблемы? Ну почему нельзя как в детстве у бабушки: выйти утром на крылечко, сорвать ягодку, потянуться, и впереди целый беззаботный день?
Татьяна сказала это, вроде бы ни к кому не обращаясь, и надула губки, а Стас уже вынимал вещи из лодки.
Вскоре на берегу никого не было. Только ветер раскачивал пустую ветку, на которой еще недавно сидела зарянка.
— Не нравится мне все это. Лучше бы поднялись по течению. — Толстушка говорила в спину Татьяны, поспевая за подружкой по лесной тропе, все круче забирающей в гору.
Тук-тук-тук. Топор звучал совсем близко.
— Ладно, Зинка, не съедят тебя, не вол…
Рявкнула музыка — это Стас врубил стереосистему, после чего поправил на спине тюк с палаткой и попер дальше вверх. Оставалось чуть-чуть. Поляна, которую третий год они считали своей, зеленела за редкими деревьями, через миг деревья остались за спиной, и тогда ребята увидели его…
Чужак был один. Темные волосы до плеч, светлая рубаха, узкие черные брюки делали его похожим на киногероя. Он ловко орудовал топором. На студентов чужак не обратил никакого внимания.
Разбивка палатки, устройство костра, обед — на все ушло больше двух часов. Прихлебывая чай цвета меди, студенты обсуждали диковинное сооружение чужака: собранный из стволов толщиной в руку трехметровый конус. В итоге пришли к выводу, что это каркас шатра, причем такого, в котором мог спокойно разместиться целый отряд. Гадали и о том, каким образом их нежданный сосед умудрился забраться в это место, со всех сторон, кроме реки, отгороженное отвесными скалами. Фонтанировал идеями в основном Альф, пока Татьяна не остановила его:
— Альфредушка, помолчи, пожалуйста.
Она поднялась на свои длиннющие ноги — это был долгий и многосложный процесс, примерно так раскладывается вверх сидящий жираф, — и, покусывая травинку, направилась к лесу. По дороге девушка срывала цветочки, то и дело меняла курс, ни разу не направленный в сторону чужака, а в итоге своих сложных галсов очутилась прямо возле него. Вблизи он уже не походил на киногероя.
— Привет!
Чужак кивнул в ответ и принялся разматывать рулон темно-зеленой ткани. Только это была не ткань, в таких вещах Татьяна разбиралась. Обратила она внимание и на его необычную повязку золотистого цвета, обручем стягивающую голову, и на пояс, весь в кармашках и пластмассовых вставках-экранчиках.
— Вы всегда так суровы с девушками?
Здесь он должен был обязательно улыбнуться, но чужак не улыбнулся, а стал натягивать «ткань» на деревянную пирамиду.
— Какая интересная штуковина. Никогда такой не видела.
Внимание Татьяны переключилось на топор. Он того заслуживал: червленая рукоятка в вязи незнакомых букв, сверкающее зеркальным полукругом лезвие, хищные изгибы — в траве лежало настоящее произведение прикладного искусства. И одна странность бросалась в глаза: при всей своей музейности, это была вещь новая, словно только что вышедшая из-под руки мастера.
Чужак быстро поднял стальное орудие, осмотрелся, явно не зная, куда его деть, и с силой вогнал высоко в сосну. Потом он взял длинный чехол, смахивающий на широкий пожарный рукав, и полез с ним на вершину пирамиды. Это была ошибка: чужак явно недооценил Татьянины ноги. Она тут же подошла к сосне, поднялась на цыпочки…
— Осторожно!
Мужчина кубарем скатился вниз, но было поздно: девушка с удивлением рассматривала палец, на подушечке которого набухали капли крови.
— Но я ведь только прикоснулась к топору!
— Это не топор. Запомните, есть вещи, к которым и подходить нельзя. Могли, между прочим, и без пальца остаться.
Из кармашка на поясе он достал что-то, похожее на зеленую вату, только липкую, приложил ее к порезу, и кровь сразу остановилась.
— Военные летчики с испытательного полигона, он здесь недалеко, подарили, — ответил он на взгляд девушки. Потом внимательно осмотрел ее ладонь, поднял голову и наконец улыбнулся. За миг до этого из-за облака выглянуло солнце, по роскошным каштановым волосам девушки запрыгали золотые искры, и Татьяна, прирожденная интуитивистка, неведомо каким образом, но почувствовала неслучайность совпадения. Мгновение это перевело в мажор всю тональность разговора: они теперь не были чужими, поэтому девушка не удивилась, когда услышала:
— Погодите, а ведь вас ждет необыкновенная судьба.
— Это вы по руке узнали?
— Немного и по руке.
— Погадайте, — она подставила ладонь.
— Не боитесь? А вдруг вы заурядный человек? Обыкновенному человеку лучше не знать свое будущее.
— Почему? Что это меняет?
— Как вам сказать… человеку обыкновенному не по силам ведать свой удел. Он все равно ничего не сможет изменить.
— Чепуха. Если мне скажут, что на соседней улице на мою голову свалится кирпич — я просто не пойду на эту улицу, и все. Ведь так?
Татьяна была уверена: он сейчас начнет с ней спорить. Он спорить не стал.
— Ладно. Гадайте. Я все равно необыкновенная.
— Тогда слушайте: сегодняшней ночью с вами…
Ладонь девушки резко дернулась в сторону — это вышедший из-за дерева Стас ухватил Татьяну за руку.
— Слушай, гадатель, проваливал бы ты отсюда.
— И почему я должен уходить?
— Сейчас объясню.
— Стас, перестань, ты не на ринге! — попыталась было вмешаться девушка, но Стас уже выразительно надвинулся на чужака.
— Не надо занимать чужие поляны, понятно?
— Я не знал, что она кому-то принадлежит.
— Теперь знаешь. И чтобы завтра духу твоего здесь не было. Ясно?
— Хорошо, завтра я уйду.
Чужак ответил мягко, но взгляд его оставался холодным и твердым, как железнодорожные рельсы. Студенты уже повернулись уходить, когда он добавил:
