Какого хуя? Вот только что же была весна. Снег уже совсем было собрался явить миру говно и осенние трупы, и на тебе – скоро опять «белые мухи» налетят и на то, и на другое. Как так?
Во двор стремглав влетела Ольга.
– Батяня? – Я посмотрел на неё. В ответ дитятко пожало плечами и оттопырило нижнюю губу.
– Пошли в дом. Тебе лечь надо. – Ольга потянула меня к крыльцу.
– Это чего, я семь месяцев валялся? – Меня продолжала удивлять окружающая действительность, напоминающая последние октябрьские деньки.
– Пять. И ты иногда вставал и сам с собой разговаривал. Фёдор хотел тебя в лес отвезти и оставить, но я не разрешила. – Ольга приняла важный вид, уперев испачканные в земле руки в бока.
– Кто такой Фёдор?
– Тёткин хахаль. Помнишь, я тебе про тётку рассказывала?
– Так какой же сейчас месяц? – спросил я, войдя в дом.
– Август. Скоро сентябрь.
– Ничего не путаешь? Точно не октябрь? – Я с сомнением посмотрел на маленькое запотевшее оконце.
– Не-е-е. В конце сентября у нас снег ложится. А у вас не так?
– Нет. – Я сел на измятую кровать и окинул взглядом скромное убранство хаты. В прошлый раз было не до того, а теперь я сидел и рассматривал старый почерневший сундук с накинутым на него дырявым матрацем, низкую, обмазанную глиной печку и рассохшийся стол, стоящий у стенки, к которой была прибита странная фигурка, похожая на рогатого зайца.
– Это что?
– Костец. Оберег от топтуна.
– И что, этот топтун сильно досаждает? – Я сразу смекнул, что речь идёт о какой-то местной страшилке.
– С тех пор как Красавчик сбежал, его не слышно. А раньше каждую ночь топал, лошадей и собак пугал. А теперь Красавчик лошадей пугает, а собак пожрал всех, и Фёдор сказал, что застрелит его, а сам боится. Не застрелит. А ещё Фёдор хотел Красавчика на бои продать, а Красавчик убежал, а…
– Пожрать бы чего, – прервал я словесный поток.
– Ага. Это сейчас. – Ольга бросилась к печке и достала теплый ещё чугунок со щами. Я выхлебал его до дна и завалился на кровать. Вырубился моментально, но в этот раз на десять часов, а не до весны.
С опытом приходит понимание, что лёгкие деньги зачастую не приносят их обладателю ничего, кроме проблем. Поэтому я никогда не брался за заказы, если наниматель обещал золотые горы за плёвое дело. Сколько раз слышал о незавидной судьбе тех же наёмников, соблазнившихся на подобное, сколько раз возле притонов натыкался на трупы удачливых игроков, сорвавших куш. Легко пришло, да нелегко ушло. Вот и со мной случилось нечто подобное. Очухавшись, я не обнаружил в своих вещах ни самородков, ни алмазов, ни доброй половины монет. Ольга толком прояснить ситуацию не смогла. Сказала лишь, что шмотки мои какое-то время лежали в больничке без присмотра, пока доктор промывал мне кишки и делал уколы. Разве что вспомнила про несколько золотых и камешков, отданных врачу в благодарность.
– А остальные где? – спросил я без особой надежды.
– Пацаны ими играли. Сейчас посмотрю. – Девочка выскользнула из комнаты и пару минут спустя вернулась, держа на ладони три не самых крупных алмаза. – Остальные потерялись.
Потерялись… Бля, да на эти камушки можно было… Ладно. Чего мне жаловаться на судьбу? Жив, относительно здоров и даже в приличном плюсе против того, с чем появился в Березниках. Вот только Ткача теперь ищи-свищи, и обратно хрен вернешься. Святые за заказ спросят. И как дальше? Шагнуть в реку судьбы и отправиться по течению. А что, здесь не так уж плохо. Рыбалка, охота, грибы, ягоды, кедровые шишки… Освоюсь. – Я вздохнул. – Дьявол. Не умею врать себе.
Но что бы я там ни думал, а задержаться пришлось. Пять месяцев давить матрац без перерыва на поссать – такое ни для кого бесследно не проходит. Я был как младенец, выпавший из люльки. Если бы тогда кто-то мне сказал: «Что не убивает нас, то делает сильнее», я плюнул бы ему в рожу, потому как на большее сил не находилось. Нужно было нагулять жиру.
– Пять месяцев. Пять месяцев! Чёртовы! Пять! Месяцев! – Я повторял это и не мог поверить собственным словам. Из-за чего хоть так торкнуло? Неужели чёрная пермская плесень? Через столько дней? Я взглянул на пальцы, которыми касался проклятого грибка. На крайних фалангах указательного и большого остались заметные рубцы, будто от кислоты. Вот дерьмо. Лишь бы эта хуета ещё чем-нибудь не аукнулась. Я тепло отношусь к братьям-мутантам, но превращаться в слепую серую тварь меня как-то не тянет.
Судя по заверениям Ольги, моё состояние было чем-то сродни лихорадочному бреду. С поправкой на то, что большую часть времени я просто валялся на тахте трупом. Ох, лучше бы так было почаще. Кто знает, что слетело с моего неподконтрольного языка. Человека в бреду можно о многом расспросить, нужно только задать правильные вопросы. Да что там «расспросить»! Сука! Пять месяцев абсолютной беззащитности. Такое чувство, будто меня поимели, а я даже не знаю, кто. Дьявол! Хочется кого-нибудь зарезать. Для пущей уверенности лучше – всех.
– Чего тебе? – огрызнулся я на пробежавшего мимо парнишку за косой, как мне показалось, взгляд.
– Ни… ничего, – побледнел тот.
– Катись.
Малец подобрал выпавшую из ручонок удочку и припустил что есть духу.
Нет, нельзя так. Нельзя бросаться на каждого из-за своих смутных подозрений. Я ж не параноик, в конце концов. Вот приду в себя, окрепну и тогда возьмусь за решение этой проблемы комплексно.
И потянулись гнусные осенние деньки, в которые я занимался своим привычным делом – убивал. Но на этот раз всего лишь время. Я грелся на редком в этих местах сентябрьском солнышке, сидя на полене во дворе, и при этом наблюдал, как детишки заканчивают со сбором урожая. Несколько раз приезжала та самая толстуха – работница с фермы в Чашкинцах. Олина тётка со своим мужиком там развернулись не на шутку, так и не дав разгуляться в лавке семейству Чёрных.
Прознав о моём воскрешении, вернулся партизанивший в лесах Красавчик. Сукин сын не только не отощал на самообеспечении, но и умудрился нагулять с десяток новых килограммов, заматерел. Учитывая уйму свободного времени, от которого уже начала ехать крыша, я решил натаскать моего питомца как охотничьего пса. Должна же быть от зверюги хоть какая-нибудь польза в этой новой жизни. Ещё когда он принёс мне того вонючего бобра, возникла мысль приспособить Красавчика таскать из лесу свежее мясо на регулярной основе. Но поскольку добыча поважнее бобра в тот момент ускользала у меня из рук, этот вопрос пришлось отложить на потом. И вот это «потом» наступило. Я толкнул перед Красавчиком проникновенную речугу на тему, что когда хозяин сыт и доволен, то и ему будет хорошо, и отправил животное в лес. И надо сказать, мой четвероногий товарищ начал делать успехи. Добычу он находил легко. Ведь здесь, на Урале, зверья и раньше водилось немерено, а с сокращением поголовья рода человеческого дичь размножилась просто в неприличных масштабах, явно требующих коррекции в сторону уменьшения.
