– Ты в армии на… – Договорить строчку из исковерканной песни я не успел, так как неведомая сила придавила меня к земле.
Поняв прозрачный намек, я продолжил уже самостоятельно. Когда заныли руки, я начал сожалеть о том, что присоединился к всеобщему празднику. Там, на главной площади, жгли огромное чучело. Оно было настолько большим, что подойти к костру ближе, чем на четыре метра, попросту не представлялось возможным. Но все же народ танцевал и пел в его отсветах.
Когда горькими слезами заплакали плечи, я начал сожалеть о том, что был неуемен в желании попробовать все напитки, выставленные в многочисленных палатках. От вина и до браги; от напитка, до боли напоминающего виски, до почти пива, от вкуса которого сердце начинало радостно трепетать.
Когда затрещали брюшные мышцы и грудные, я зарекся есть в таких количествах то, не знаю что. Во все тех же палатках я, кажется, перепробовал абсолютно все. Начиная разве что не от жареного страуса и кончая вареной игуаной, или что это там вообще было.
Но когда уже почти отнялись ноги, я не жалел, что позволил себе такое небольшое приключение. Хотя бы просто потому, что теперь я знал, где находится водоворот, поглощающий магию. И что самое смешное, отжимаясь, уткнувшись лицом в песок, я смотрел прямо на него. Вернее, смотрел бы, если бы не километры камня и породы, потому как точка, где сходились лучи, находилась в центре острова, прямо под ареной.
– Все вы научились видеть то, что скрыто от взглядов других. – Старший малас, стоя на помосте, задвигал очередную лекцию.
Мы, гладиаторы, вытянувшись по струнке, ожидали очередной порции тренировок, схожих с самыми изощренными пытками Третьей управы. Порой мне даже казалось, что дознаватели все же схватили меня, а происходящее вокруг – лишь бред, порожденный каким-нибудь зельем или иным препаратом. О чем думали мои «сослуживцы», я не знал, так как их лица в последнее время приняли выражения каменных изваяний. Ни один мускул не дрожал; казалось, бойцы и вовсе застыли. Странные люди.
– Сегодня начнется новый этап тренировок, – сообщил старик.
Резко пригнувшись, я выхватил сабли и стал искать потенциального «стучателя по голове», но так его и не обнаружил. Зато увидел насмешливый взгляд старика и недоуменные – гладиаторов.
– Землянин? – протянул дедок, покачивая тростью.
У меня невольно заныла спина. Две ночи назад, когда я заявился немного нетрезвым и немного не вовремя, он заставил меня отжиматься, пока кровь не пойдет из пяток. Она, понятное дело, так и не пошла, зато руки через пару часов превратились в безвольные веревки. Но старик истинно уверовал в то, что я – подлый симулянт, и поэтому решительно огрел меня палкой по спине. Одного раза ему показалось мало, и поэтому к рассвету я представлял собой добротную отбивную. И я еще смел говорить, что это не армия… Боги, верните меня в «Пробитый золотой»!
– Просто у меня клаустрофобия развилась после недавней тренировки, – пожал я плечами, убирая сабли в ножны.
– Что у тебя развилось? – переспросил старик.
– Говорю – не вернусь я в ваш цугундер.
Малас еще немного посверлил меня взглядом, а потом обреченно покачал головой. В такие моменты мне в голову всегда закрадывалась мысль, что он держит меня за сумасшедшего. Впрочем, он не так далеко ушел от истины в своих предположениях насчет моего рассудка.
Старик ударил тростью о помост, и в тот же миг из жилого помещения два гвардейца вынесли здоровенный чугунный чан. Привстав на цыпочки, чем вызвал недовольство остальных гладиаторов, я заглянул вовнутрь. Там, что весьма подозрительно, плескалась кипящая смола. Черная пузырящаяся жижа, похожая на только-только поспевший кофе. Но не советую вам пить эту смесь, если, конечно, не хотите погибнуть в адских мучениях.
Предполагая худшее, я сделал шаг назад, так как плавать в этой штуке не собирался. Видимо, остальные бойцы разделяли мою позицию, потому как шаг мы сделали синхронно. Старик в очередной раз обреченно вздохнул и потер руки:
– Подойдите и обмакните свое оружие в раствор.
Как он легко сгладил углы – кипящая смола у него теперь раствором называется. Но остальных это не смущало. Первым вперед вышел обладатель очень живописного копья, которое с легкостью сможет сделать из вас не менее живописное канапе.
Гладиатор встал вплотную к чану и уже потянулся руками к тесемкам чехла, как вдруг его остановил малас.
– Не снимая ножен, – сказал он.
Гладиатор кивнул и недрогнувшей рукой опустил копье в смолу. В воздух повалили клубы пара, а уши защекотало отчаянное шипение. Я уже был готов увидеть загубленное оружие, которое придется чистить около недели, дабы вернуть ему боеспособность, но этого не произошло. Боец вытащил свое копье. Вот только вместо чехла на наконечнике красовался будто слепок из обсидиана. Черный, словно поглощающий лучи солнца, он намекал на что-то, что мне определенно не нравилось.
Следом за копейщиком последовал вечно мрачный обладатель ятагана. Его клинок постигла та же участь. Ножны обернулись черной породой, надежно удерживающей внутри холодную сталь. Третьим вышел держатель некоего подобия булавы. Последним к чану подошел ваш покорный слуга Тим Ройс.
Я извиняющимся взглядом посмотрел на Лунные Перья, а потом резко опустил их в то, что сперва принял за смолу. Чан забурлил, зашипел, а через мгновение я почувствовал, как потяжелели сабли, обретая не присущий им вес.
Вытащив сабли на свет, я немного покрутил их, позволяя солнцу обласкать обсидиан. И когда удачно легли лучи светила, я увидел внутри, среди сеточки тонких прожилок, сталь оружия. Это несколько успокоило меня, но все же было страшновато.
– Теперь, когда приготовления завершены, попрошу за мной.
Старик легко спрыгнул, будто спланировал с помоста, а потом твердым шагом пошел к входу в подземелья. Именно там, как я предполагал, нас держали в течение почти двадцати дней, пока мы не «прозрели». Гладиаторы, словно загипнотизированные мартышки, последовали за питоном, в роли которого выступал древний тренер. Я замыкал шествие, бережно держа в руках сабли.
Мы ступили на древнюю лестницу, ступени которой давно пошли сантиметровыми трещинами. Пауки сплели здесь не одну сеть паутин. Воздух был затхлый, вязкий и пах камнем. Это такой особый запах, который встречается в рукотворных гротах и пещерах. Запах, не предвещающий ничего хорошего.
Когда-то, заглянув сюда, я подивился, почему на шершавых, обваливающихся стенах нет факелов или хотя бы держателей для них, но теперь все встало на свои места. Тем, кто по своей воле входил в эти подземелья, свет не нужен. Всего мгновение мне понадобилось на то, чтобы начать смотреть глазами ветра. Именно так этот прием, или что это такое, обзывал старший малас. Он любил повторять: «Смотри глазами стихии, действуй руками стихии, дыши ею, будь ее сердцем». Что означал этот возвышенно-пафосный бред, не знал, казалось, даже сам старец.
