— Лихо сходил ты в Красный лес, сталкер. И то ли ты врешь очень складно, то ли и впрямь под зов камешка попал. — Седой вздохнул. — Если бы не знал я тебя как облупленного, видит небо, поставил бы где-нибудь в тупичке да лично хлопнул. Не потому, что зуб имею, не подумай, ну, или не доверяю. Просто не понимаю я тебя, Лунь. Совсем. То ли от природы ты такой дурной, то ли Зоной жестоко трехнутый. До такой степени тебя не понимаю временами, что аж страшно делается.
«Долговец» какое-то время молчал, и я заметил, что за последний год он крепко постарел и осунулся. Жесткие складки от носа, тонкогубый рот, колючий, всегда очень внимательный взгляд остались прежними, еще с тех пор, когда был Седой моим знакомым, простым командиром одной из «долговских» боевых четверок. И прическа та же — ершистый, короткий ежик седеющих волос. Но кое-что изменилось со сменой нашивок на комбезе… усталость во взгляде появилась, морщин добавилось, обрюзгшие, мелкие складочки у подбородка… да, сдал Седой. Шутка ли — группировкой командовать…
— Никогда не забуду, как ты миротворцем в схроне работал, тушенкой монолитовца-доходягу кормил. «Свободовскую» девку грудью выгораживал, а потом с ней же по всей Зоне лазил. Мало того, бандита подобрал за каким-то чертом и к его же нам на базу притащил, подлец ты этакий — эта история до сих пор притча во языцех. Дурак, не дурак… наши парни предложили вместе на контролера поохотиться, причем не за так, ясное дело, так Лунь отказывается и сам в Темную долину идет урода валить, серьезно рискуя жизнью, — с этим делом отряд не всегда справляется. Смысл? Потом пропадает считай на год, выживая в страшном замесе. Пока пропадает, похоже, у «монолитовцев», их группировка ко всем чертям разваливается, так что предположение твое верное, да, теперь точно хана «Монолиту». Мать твою, да я готов на собственную башку поспорить, что это ты там чего-то натворил, ты это можешь. И возвращается без единой царапины — здрасте, мол, я ваша тетя. Охренеть не встать. Кстати, а зазноба твоя где? Вы же неразлучны.
— Разбежались мы. Ушла она к своим.
Седой от этой последней новости совсем потерялся. Он долго молчал, покачивая головой, хмыкал, покусывал губу…
— Вот что, братец. «Ботаники» тебя посмотрят, изучат, офигеют и, скорее всего, отпустят. Так вот, когда это знаменательное событие случится, вали отсюда вприпрыжку, и чтоб на нашей базе я тебя больше не видел. Ничего личного, но… просто не появляйся ближе первого блок-поста.
Седой развернулся и покинул бокс. Рифленая металлическая дверца, тихонько скрипнув в пазах, закрылась за ним, некоторое время было тихо, затем я услышал быстрые удаляющиеся шаги. Ну, что ж… я Седого понимаю. А вот он меня, похоже, нет, хотя и очень старается.
Я поднялся с обитой дерматином кушетки и прошелся по маленькому, два на три, лабораторному боксу. Небольшая камера, светя красным глазком, начала слегка поворачиваться, следя за моими передвижениями. Белые сводчатые стены, откидной столик, кушетка и постоянно запертая дверь с круглым окошком-иллюминатором — один из не то жилых, не то лабораторных боксов научного комплекса отличался просто-таки спартанскими условиями — даже выпрямиться в полный рост не получалось. «Кольчугу-2М» и рюкзак у меня изъяли, выдав взамен комплект тонкой хлопчатобумажной одежки, более всего напоминавшей больничную пижаму, накормили безвкусным пюре да и посадили вот сюда, ничего не объяснив и проигнорировав все вопросы. Сопротивляться я не стал — все короткие просьбы ученых подкреплялись красноречивым молчанием «долговского» бойца, вооруженного АКСУ. Нужно ли говорить, что ствол короткого автомата все время ненавязчиво смотрел мне в живот, а боец очень внимательно следил за всеми моими движениями. Я, решив не искушать судьбу, покорно расстался с вещами и позволил себя запереть. Кроме Седого зашел ко мне «в гости» один лаборант, прикрепивший на стену несколько датчиков и установивший камеру, Зотова я не видел, и в голове, помимо воли, начали всплывать воспоминания о подопытных «мишенях» Координатора, и с какой легкостью предоставлялся для опытов «О-сознания» «живой материал». Не исключено, что, буде обнаружится во мне какая-нибудь любопытная аномалия, тот же Зотов разберет на суставы бывшего сталкера Луня. Исключительно в интересах науки, так сказать. Но если такое и приключится, то уж извините, уважаемая профессура, задам я вам копоти, мало не покажется. Не для того я на «Росток» приходил, чтобы подопытной крысой стать.
Примерно через час после ухода Седого дверь бокса с тихим шипением отъехала в сторону, и в помещение вошла невысокая, оранжево-кольчужная фигура с металлическим саквояжем в руках. Из нутра саквояжа на переносной столик начали выкладываться одноразовые шприцы, какие-то цветастые коробочки с множеством кнопок, штатив с пластиковыми пробирками. И все это немного суетливо, нервно даже, ни здрасте тебе, ни как живешь. Значит, и впрямь за зомбака держат… обидно, товарищи «ботаники».
— Бу! — гаркнул я не так, чтоб уж очень громко, но сердито и с хрипотцой.
Мое хулиганство возымело совершенно неожиданный эффект. Оранжевое безликое нечто дернулось, свернув столик со всеми принадлежностями, сдавленно взвыло высоким голоском и ломанулось из бокса, по дороге громко стукнувшись пластиковым шлемом о низкую притолоку. Дверь сразу же закрылась, а вой, быстро набирающий тональность, под частый топот уплыл куда-то вдаль по коридору. Вот тебе на… пошутил, называется. Я вздохнул, подобрал с пола шприцы и датчики, аккуратно сложил их на столик и приготовился ждать.
Зотов пришел через двадцать минут. Он спокойно открыл дверь, дождался, пока бокс герметизируется, пододвинул табурет. В отличие от предыдущего визитера, профессор был без защитного комбеза, в обычном сером костюме и лабораторном халате, наброшенном на плечи.
— Между прочим, Антонину Васильевну пришлось отпаивать валерьянкой. Нехорошо, товарищ Лунь. — Проф разорвал упаковку одноразового шприца. — Что же это вы…
— А то, что после допроса, учиненного похлеще иных следаков, вы меня тут как зверька заперли, профессор. И словно с мутантом — костюмы защитные, лишнего слова не скажут.
— Ну-ну, сталкер… ваше негодование понятно. — Зотов с короткими щелчками начал откидывать пробки с пластиковых пробирок. — Но и нас поймите. Пока ничего с вами непонятно, естественно, карантин до выяснения полной картины. Сами понимаете.
— Ничего не понимаю, если честно, — признался я.
Зотов быстро взглянул на меня поверх очков.
— Вы, Лунь, можете говорить сколь угодно о том, что ничего не помните и не понимаете. Для Седого, несмотря на всю его проницательность, ваше вранье, быть может, и сгодится. Но мне-то вы можете сказки не рассказывать. Я более чем уверен, что последние события в Зоне и вы каким-то образом взаимосвязаны. И вы почему-то не горите желанием рассказать о том, что на самом деле с вами произошло. Я не настаиваю на откровенности, понятно… но то, что вы изволили врать, уважаемый, для меня очевидно.
