Чжан Ши пожал мне руку и тоже удалился в машину. Джим со ступенек скомандовал:
— Отойдите подальше!
И захлопнул дверцу.
Я взял за руку Вука, потянул его в сторону и попросил:
— Позови своих сюда! Быстрее! Сейчас хижина взлетит.
— Ач! — заорал Вук. — Цах! Ко мне!
Первой кинулась к нему женщина с бусами. Значит, я не ошибся — она и была Ач.
Вертолёт поднялся и вскоре завис над самым входом в пещеру. Видимо, Чжан хотел разглядеть его вблизи. А может, и пофотографировать.
— Может, ты поднимешься раньше? — предложил Нат.
— Не стоит, — успокоил я его. — Мы с Вуком почти приятели. Ну, на всякий случай повисите, пока я не взлечу…
Билл, торопливо пожав мне руку, поднялся в вертолёт — очень прямо и ровно.
Нат царственным жестом показал Цаху на дверцу. Тот точно таким же жестом показал на дверцу своей возлюбленной из диких западных лесов. Она опасливо огляделась по сторонам и неохотно полезла в машину на четвереньках, с перекошенной от страха физиономией. Сверху ей протягивал руку Билл. Но этой руки она испугалась и проскользнула под ней. Почти по-собачьи…
Цах поднялся за своей возлюбленной степенно, не сгибаясь, будто жердь проглотил. Явно подражал Биллу. Хорошо, что был он не так высок, как Билл. А то расшиб бы лоб о дверной проём.
На прощанье Нат обнял меня и шепнул:
— Знал бы ты, как не хватает тебя в лаборатории! Мы ведь начинаем роботов для этих пещер…
Я отошёл от вертолёта и потянул за собой Вука. А Вук — свою Ач.
Машина поднялась и зависла прямо над нами. Теперь и я двинулся к своему вертолёту, распахнул дверцу и увидел, что возле неё висит на крючке под мыслеприёмниками нитка зелёных бус, которые когда-то взял я в Нефти для Лу-у. Да так и забыл про них.
Впрочем, различных бус Лу-у привезла из Города немало. Хватит, наверное, на все торжественные случаи жизни.
Я поднялся в вертолёт, снял бусы, протянул Вуку.
— Отдай своей Ач! — сказал я. — Пусть это надёжно охраняет её от всех других мужчин.
Умные глаза её из-под густых бровей внимательно следили за каждым моим движением. Она понимала суть происходящего, хоть и не понимала моих слов. Она широко улыбнулась именно мне, глядя в мои глаза, и показала крепкие, не по-женски крупные сильные зубы.
А я, грешным делом, в ответ на эту чарующую улыбку подумал: «Так вот какими зубами рвут человечину!»
И слегка помахал ей пальцами.
— Не забудь, Вук, — напомнил я. — Через десять дней разожги костры на ровном месте для хижин!
— Не забуду! — пообещал Вук.
На обратном пути слушал я «Венгерские танцы» Брамса и вальсы Шопена. И думалось под них почти так же спокойно и светло, как в детстве.
По сути, сегодня буднично, без труб, без барабана, произошло событие историческое. Первые дикари с этого материка поехали чему-то учиться. Пусть пока лишь печи топить… Но — учиться! Научатся и чему-нибудь другому заодно… И потом потянутся на учёбу другие.
Строго говоря, Рул и Цах не первые. Первая была Лу-у. Но с ней случай особый. А тут — начало массового ряда. Не усыплённые пленники — добровольные курсанты. Да ещё из того племени, с которым мы не знали, что и делать…
И оттого на душе — спокойствие, тишина, штиль.
В конце концов, хоть и через пень-колоду, но как-то всё налаживается, устраивается и отвешивает тебе кусочек тихой жизни — без нервотрёпки, без грозных опасностей, суеты и железной необходимости защищаться и кого-то защищать. Кусочек того, что называется отдыхом.
Не было в моей взрослой жизни никакого отдыха, кроме тех трёх недель, которые перед отлётом с Земли провели мы с Бирутой на Рижском взморье, в доме её родителей. Всего три недели, не так уж много для целой взрослой жизни. Да ещё два сказочных дня в Нефти — с Розитой. И, пожалуй, ещё денёк, когда прилетали на Западный материк Натан Ренцел и Неяку. Для них это была работа. Для меня — отдых. И вот сегодняшнее спокойное ночное возвращение домой с прекрасной музыкой.
Всё обошлось нормально, мирно, как договаривались. Зря, наверное, не взял я Лу-у… Небось, не спит сейчас, мучается. Хуры кажутся ей самой грозной опасностью в жизни. Страшнее хура зверя нет… А ведь можно было успокоить её — если была бы связь. Пожалуй, пора оформить ей на узле связи новенький номер да получить радиофончик. Вызвал бы сейчас да поговорил…
Среди шопеновских вальсов вдруг прорезается отчётливый контральто Розиты:
— Думаешь, у нас всё кончилось, Санюшка?
Я спохватываюсь: на связи два вертолёта. Они тоже слушают мои танцы. Как слушали «Лунную сонату» по дороге сюда. С собою, видимо, музыки не прихватили… Приходится одним движением вырубить музыку. Кто знает, что ещё она сказанёт? Она ведь говорит это только мне, а не всему свету!
— Что у тебя с музыкой? — спрашивает по радио Нат. — Такие шли убаюкивающие вальсы…
— Какая-то театральная запись вдруг полезла, — объясняю я. — Вырубил. Вы далеко от Нефти?
— Мы её уже миновали. Снижаемся к хижинам. Площадка освещена. Нас ждут.
— Тогда я откланиваюсь, ребята. Мне тоже недалеко.
— Сядешь — сообщи в диспетчерскую, — напоминает Джим.
— Непременно! Привет курсантам и особенно — курсанткам!
Джим хохотнул в микрофон, я отключился, и тут же снова врубил маг.
— …Ничего у нас не кончилось, — продолжила Розита. — Я знаю: ты хочешь меня. А я хочу тебя. Никуда от этого не деться. Это сильнее нас. У тебя там жить не смогу. И без тебя тут жить не могу. Из одного тупика попала в другой. Выхода пока не вижу. Но всё время ищу. И лишь прошу тебя словами древней поэтессы:
… Ни с целью, ни случайно
Не возвращайся БЕЗ МЕНЯ
В края, где наши тайны.
«Без меня» Розита выделила. Значит, с нею опять можно? Значит, снова: «Сбежимся в Нефти»? Уже без «шуток»?
Иначе как всё это поймёшь?
Невольно промелькнул вопрос: какая древняя поэтесса столь точно сказала про нас?
Но снова потекли шопеновские вальсы. Самые, кажется грустные. Плёнку не спросишь…
Однако теперь сквозь грустные вальсы отчётливо звучала натянутая до предела струна — обнажённый нерв наших отношений с Розитой. Что от себя скрывать: не обрывался он, и неведомо, оборвётся ли когда. Не моя рука подтягивает всё время ту струну. Не в моей власти ослабить или оборвать её.
Но и щенком на поводке быть — не для меня!
… Когда пеленгатор оказался подо мною, когда сквозь деревья мелькнул вдалеке огонёк догорающего ночного костра купов, я включил нижнюю фару, чтобы осветить место посадки. И в ярком свете увидел три тёмные фигуры, облепившие загруженный вертолёт в пойме. Они были полностью обнажены. Кто-то из них дёргал ручку дверцы. Открыть, понятно, не могли, но пытались.
