— У вас тут хорошо, конечно, но я совсем не собираюсь оставаться здесь навсегда. Не обижайтесь.
Радмила улыбнулась.
— Разве вам здесь не нравится?
— Да мало ли где мне нравится. — Алиса развела руками. — Я должна вернуться.
— Зачем?
Алиса открыла было рот, но не нашлась что ответить.
Действительно, зачем ей возвращаться? К кому? Вроде и друзей-приятелей много, но исчезни она — хорошо, если человек десять забеспокоятся. Недели через две. Побеспокоятся, разошлют друг другу сообщения «Не знаешь, куда Алиска пропала?», да и забудут. И винить некого. Сама так жила, никого слишком близко не подпускала — пожинай теперь плоды. Дома тоже нет. Съемная квартира, которая — как ни обустраивай, как ни развешивай по ней картины в любовно сделанных рамках, сколько цветов в горшках ни ставь по подоконникам — все равно не станет ее домом. Что еще держит в городе? Работа? Та самая, от которой желтая тоска? Смешно.
— Да вы не переживайте так, — произнесла Радмила, погладив девушку по плечу. — Все, кто к нам приезжает, проходят через это.
— Я вряд ли останусь здесь.
— Останетесь, — с непоколебимой уверенностью сказала Радмила. — Нострадамус еще ни разу не ошибался.
— Что? — Алиса почувствовала, что у нее брови лезут на лоб. — Какой еще Нострадамус?
— Да он один и есть. Мишель Нострадамус, великий пророк.
Алисе пришлось сделать над собой заметное усилие, чтобы не отступить на пару шагов от столь внезапно двинувшейся умом женщины. Или вовсе даже не внезапно. Разве по внешнему виду отличишь, что в голове у человека творится? Часто бывает, что общаешься с человеком, он кажется вполне нормальным — да он и есть нормальный! — пока разговор не коснется той темы, на которой он рехнулся. Тут-то и становится ясно, что перед тобой натуральный безумец.
Радмила вздохнула:
— Ох, вижу, Сим тебе об этом не говорил. А может, оно и правильно. Словам веры особой нет, надо, что бы ты все своими глазами увидала. Пойдем.
Алиса заколебалась. Идти с сумасшедшей теткой ей никуда не хотелось, но говорят же, что в такой ситуации лучше не спорить — чтобы не злить больного человека. Возможно, в «доме Бога» есть люди, они должны знать, что делать с ненормальной односельчанкой. Да и выглядела Радмила неопасной. В крайнем случае, всегда можно убежать — хозяйка гостиницы была уже в возрасте и полновата, вряд ли у нее хватит сил догнать молодую девушку. Особенно в этом платье до пят.
Надежды Алисы не оправдались. В доме было пусто.
Он вообще выглядел нежилым. Нет, пыли и прочих следов запустения видно не было. Дощатый пол явно недавно мыли, чувствовался отчетливый приятный запах мокрой древесины. Стены были выбелены. В зале, куда их привел длинный светлый коридор, чистотой сияли даже окна под самым куполом — на высоте третьего этажа. Непонятно было, как до них добирались, чтобы помыть. И все же в доме явно никто постоянно не жил.
Радмила по-прежнему не проявляла агрессивности, лишь с явной иронией посматривала на спутницу и вообще выглядела абсолютно нормальной. Алиса готова была поменять свое мнение — видимо, хозяйка гостиницы просто решила подшутить над ней. Возможно, это такая популярная местная шутка для новичков.
— Вы ведь знаете историю Мишеля Нострадамуса?
— Да, — кивнула Алиса. — И довольно хорошо. Я с детства увлекаюсь Францией, читала и смотрела все, что только могла найти. Нострадамус жил в шестнадцатом веке, долгое время был обычным врачом, но всемирно известен как предсказатель…
— Пророк, — строго поправила ее Радмила. — Мы называем его пророком. Предсказатели в большинстве своем шарлатаны. Долгое время Мишель и впрямь был не лучше своих малопочтенных собратьев по ремеслу. В его оправдание можно сказать только, что он искренне верил в свое предназначение. И ему было даровано истинное пророчество. Тринадцатая центурия.
Алиса покопалась в памяти, потом достала телефон, но тут же вспомнила, что связи здесь нет.
— Не могу сейчас зайти в интернет, но мне смутно помнится, что у него было всего десять центурий.
— Известно десять полных центурий, — кивнула Радмила. — Еще фрагменты одиннадцатой и двенадцатой центурии. И неисчислимое количество подделок. Пойдемте, я кое-что вам покажу.
Они поднялись на второй этаж одного из крыльев странного дома. Все помещение занимал один большой кабинет — книжные шкафы вдоль стен, на открытых полках поблескивают кожаными корешками с золотом названий внушительные тома. Толстый ковер с длинным изумрудным ворсом закрывает пол, словно мхом. Из этого мха тянутся вверх мощные корни, сплетаясь в тумбы огромного письменного стола. Стопка листов чистой бумаги, письменный прибор — самый настоящий, даже чернила есть в колбе из горного хрусталя — на подставке из зеленого полированного камня. Подсвечник с оплывшими поверху восковыми столбиками свечей.
Радмила спокойно подошла к столу и, выдвинув ящик, принялась что-то искать в нем.
— Может быть, не стоит?
— Не бойтесь, — прервала ее хозяйка гостиницы. — Это кабинет Хранителя знаний, который давно покинул нас. Но я уверена, он был бы рад видеть вас здесь. Вы должны убедиться.
— Хранитель знаний?
— Узнаете со временем. Вот оно. Подойдите.
Алиса не заставила себя упрашивать. Хотя сомнения относительно здравомыслия Радмилы еще оставались, да и перед неведомым хозяином кабинета было неловко за самоуправство, но женское любопытство, умноженное на профессиональное журналистское, влекло Алису к столу. К пожелтевшим от времени листам бумаги, что разложила по столешнице Радмила.
Бумага выглядела очень старой. Толстая, плотная, с коричневыми заломами и надрывами по краям. Алисе сразу бросилось в глаза, что лист покрыт множеством записей, идущих вкривь и вкось, частично густо замаранных чернилами, частично просто зачеркнутых. Это, да еще множественные почеркушки, словно автор не в силах выразить мысли словами, пытался воплотить их в рисунке, сразу наводило на мысль о черновике. Примерно так выглядели черновики Пушкина, которые Алисе довелось видеть в музее. Только здесь почерк был совершенно иным: витиеватым, с размашистыми заглавными буквами и неровной, пляшущей ритмикой строк. Человек писал то ли в спешке, то ли в сильном нервном возбуждении.
— Это…
— Да, это тринадцатая центурия Нострадамуса, — тихо произнесла Радмила, не отрывая взгляд от бумаг. — Здесь только часть, остальные катрены или утеряны или… тоже недоступны.
— Но… — Алиса склонилась над листом, попыталась вчитаться. Ничего не вышло. Похоже, написано было на старофранцузском. — Если это не подделка, то вы с ума сошли! Держите уникальный документ шестнадцатого века вот так запросто, в столе, в доме, где на дверях даже замка нет? Кто угодно может войти и украсть его! Даже дети могут из баловства испортить!
