— Нет никаких признаков отторжения других имплантантов?
— Никаких.
— Что, по-твоему, это означает?
— Не знаю.
— Если ваших знаний формовщика недостаточно, у тебя есть еще инстинкты, частные мнения. Я хочу их услышать. Не бойся моего страха. Я смогу отличить факты от личного мнения.
— Если вам нужно мое мнение, военачальник, то истинная причина вашей болезни лежит не в науке формовщиков… а в воле богов.
Цавонг Ла почувствовал легкое возбуждение, когда еще один кусочек реальности встал на место в картинке, нарисованной Вики Шеш.
— Каких богов? — спросил он.
Гитра Дал вздернул голову, жестом показывая, что он сам не уверен.
— Любой бог может таким образом дать знать о своем недовольстве. Но по моему опыту могу сказать: наиболее вероятно, что это Йун-Йуужань. Тем не менее, если мне позволено, я бы посоветовал вам вопросить и…
— Не нужно показывать свой страх, Гитра Дал. Объясни свое предложение.
— Я бы советовал вам поговорить со жрецами всего сонма богов и спросить у них, какой из великих держит на вас зло. Это вопрос жрецов, а не формовщиков.
«За исключением того случая, — подумал Цавонг Ла, — когда жрецы сговорились с формовщиками. Какова же твоя награда? Щедрая доля земли на планете, которую получат жрецы Йун-Йуужаня? Может, даже целый континент?» — Я подумаю на этим, — сказал военачальник. Он поднялся и жестом разрешил Гитре Далу принести ему его одеяния.
"И я поищу другое мнение. Я найду кого-нибудь, кто может говорить как формовщик… но не связан обязательствами перед главными орденами формовщиков.
Я вызову к себе Нен Йим".
Оккупация Борлейас. День 11
Люк Скайуокер сидел, скрестив ноги, на полу переднего грузового отсека «Тысячелетнего Сокола», в котором не было груза. Это было единственное место на переполненной базе, где он мог побыть один, единственное место, где его занятия не должны были расстроить сына.
Люк открылся Силе и поплыл по ней. Он не думал о вопросе, на который надеялся получить ответ — думать, призывая интуицию, было непродуктивно.
Но на этот раз течение Силы привело его туда, куда он хотел.
Он почувствовал отчетливое проявление темной стороны. Оно не ждало его, не призывало; это было нечто, не имевшее ничего общего с Люком Скайуокером. И за короткие мгновения перед тем, как потерять контакт, Люк понял, что оно попрежнему блуждает по разгромленным переходам Корусканта.
Хан Соло наблюдал, как его жена медлено возвращается к жизни.
Недавняя утрата Энакина и Джесина бувально оглушила Лею, и она решила, что все ее труды и старания напрасны. Как только она осознала — по крайней мере умом — что это не так, проблемы их дочери Джайны в системе Хэйпа напомнили Лее, что у нее есть долг, обязанности. Она стала выполнять их в своей решительной и эффективной манере, но без той искринки воодушевления и того озорного юмора, которые составляли существенную часть его любимой.
И в любое время дня и ночи ее мысли могли вернуться к Энакину, к его страданиям и смерти во время экспедиции на йуужань-вонгский корабль-мир над Миркром. Тогда дыхание ее пресекалось, Лея менялась в лице и падала Хану на руки, или прямо на месте съеживалась клубочком и сидела так, пока боль не утихала. Хана тоже терзала боль потери Энакина, но он держал себя в руках, стараясь не показывать этого — он решил быть опорой для Леи и не дать ей пойти тем путем, которым пошел сам после смерти Чубакки.
Но сейчас, когда Лея проводила время с декой, подключенной к библиотекам разных кораблей и своим личным архивам на «Тысячелетнем Соколе» и «Мечте Повстанца», составляя списки политиков, котроые были ей чем-то обязаны, снова проводя мероприятия, которые она и другие основатели повстанческого Алянса предпринимали, когда закладывали фундамент своего движения более чем два десятилетия назад — сейчас к ней возвращалось что-то вроде энтузиазма. Боль утраты Энакина и тревога за судьбу Джесина никуда не делись и нисколько не уменьшились… но когда они не занимали целиком ее мысли, она казалась более энергичной, более живой. Больше похожей на саму себя.
Хан радовался этой перемене, не вполне понимая ее причины; на его взгляд, Лея всего лишь делала такую же политическую работу, которой занималась десятки лет.
Возглас Леи оторвал его от занятий: — Что здесь происходит?
Хан повернул голову и улыбнулся ей, созерцая нелоумевающее выражение, с которым она показывала на пустое пространство, где раньше стояло кресло Чубакки.
— Поставлю тут сегодня что-нибудь поменьше, под Лею. — Улыбался он наполовину потому, что его действительно развеселило ее изумление, наполовину для того, чтобы скрыть собственное томительное чувство смятения; заменить кресло Чуи, одно из последних осязаемых напоминмний о вуки, было для Хана одним из самых трудных решений.
— Ты уже закончила реорганизовывать галактику?
Лея покачала головой, сосредоточив наконец внимание полностью на муже. Она придвинулась к нему: — Еще пройтись по нескольким системам, и я начну отстирывать Хэйпанский кластер…
— Должно помочь. — Хан поднял ее и посадил к себе на колени. — Можно начать с Изольдера, с этой ходячей головной боли…
Но Лея уже думала о другом — она смотрела на планетные данные, выведенные на экран компьютера «Сокола».
— Хан, что это?
— Корускант.
— Я знаю, что Корускант. Я имела в виду — зачем ты его изучаешь?
Хан пожал плечами, как будто не зная, что ответить — тактика, дававшая ему время, чтобы сбрехать какую-нибудь байку. Но ни одна байка не годилась, чтобы обмануть Лею.
Наконец он сказал: — Это все близнецы, Лея. Близнецы для них священны. Они думают, что Джесин и Джайна имеют какую-то ценность для их богов, и это значит, что если ты права насчет того, что Джесин жо сих пор жив, то его забрали к себе самые важные шишки. Их командный корабль-мир — на Корусканте. Не надо быть гением, чтобы допереть: самое вероятное место, куда увезли Джесина — это Корускант, сама планета или корабль-мир.
Лея посмотрела Хану в глаза; с ее лица исчезла всякая легкомысленность.
— Ты ведь не за ним собрался?
— Может быть, — ответил Хан.
— Хан, нет. Послушай меня. — Это не был леин командный голос; это была мольба. — Ты не можешь ему помочь. Если ты улетишь, я лишусь и тебя тоже.
— Это ничуть не проще, чем лишиться плохой репутации.
Лея не стала острить и не выдала на-гора один из множества велеречивых ответов — дополнительный признак ее серьезности.
— Ты должен понять. Я не могу видеть йуужань-вонгов в Силе, я не могу видеть Джесина в Силе… но я не отрезана от Силы. Она иногда показывает мне будущее, дает мне видения — время от времени. Когда я вижу, что кто-то из нас возвращается на Корускант, который в руках у вонгов, я вижу нашу неудачу. Нас там ничего не ждет, кроме смерти.
